судьба подталкивает меня к более решительным шагам. А что⁈ Александр далеко, ему от Твери только одно нужно — чтобы выход с города вовремя поступал. А Ярослав если приедет, так это его город будет, его вотчина. Он за нее радеть должен. — Тут я сам свой же энтузиазм и остужаю. — Он и бояре его в первую очередь за власть княжескую радеть будут и любого, в ком угрозу ей увидят, постараются убрать с дороги. А ты-то как раз угроза и есть! — Задумываюсь, и моя мысль вновь меняет направление на противоположное. — Я и для Александра угроза, просто он еще этого не понял, но скоро поймет, и тогда все станет куда сложнее. Если уж выбирать с кем меряться силами, то лучше с Ярославом, чем с Александром. С младшим еще неизвестно как пойдет, может и договоримся о мирном сосуществовании, а со старшим Ярославичем компромисса не найти, это уж точно. Недаром же его через год из Новгорода попрут. Идеально было бы вообще без князя, но, к сожалению, в нынешней ситуации это невозможно. Рюриковичи без борьбы город не уступят, а начинать распрю сейчас — это лить воду на мельницу всех врагов России».
Тяжело вздохнув, прихожу к однозначному решению, было бы лучше отложить вопрос с государственным устройством на годик-другой, но не во всем человек властен, и раз судьба говорит сейчас, то с ней не поспоришь.
Поднимаю руку, призывая почтенное собрание к тишине, и, выждав паузу, начинаю мягко и примирительно.
— Друзья мои, не стоит нам так горячиться. Вот вы сейчас спорите, кто сможет вас защитить, а кто нет, а я вам вот что скажу. Никто нас не спасет, ежели мы сами не сможем за себя постоять. Нужно самим быть такими сильными, чтобы и враги нас боялись, и князья слушали.
— И где же нам эту силушку-то взять? — Прерывая меня, смешливо фыркнул кто-то из доброхотов Якуна. — Может баб в лес послать пособирать, авось и наскребут туесок другой.
На это даже мои сторонники заулыбались, и я подумал, что подобное спускать нельзя. Выцепив взглядом любителя позубоскалить, выдаю ему жестко, почти на грани фола.
— Ежели ты, Еремей, привык от беды за бабами прятаться, то можешь и сам с ними в лесок сбегать, да смелости там пошукать, а те, кто на поле под Ржевой против Литвы, стояли, знают откуда сила и решимость берется.
— Да, ты…! — Боярин было вскочил, но Лугота придержал его за рука.
— Погодь! — Глаза тысяцкого уперлись мне в лицо. — Ты что же, наместник, хочешь с Великим князем силой померяться?
Вижу, Лугота еще сдержался и не врезал мне всю правду матку. В его взлетевших бровях явно читается предупреждение:
«Ты в своем уме! Учти, в таком деле я тебе не подмога!»
Бояре все как один уставились на меня и, выдержав затяжную паузу, я снимаю повисшее в воздухе напряжение.
— Не о том ты, Лугота Истомич, подумал. Не о войне я говорю, а об устройстве государственном.
Напряжение на лицах бояр сменяется недоумением, но я не даю никому высказаться и продолжаю.
— У нас ведь как, каждый на свою сторону тянет. Тысяцкий токмо обороной города занимается, бояре о своих дворах больше пекутся, а князя лишь дружина интересует, и весь налог, что с города собирается, он своей личной казной считает. Неправильно это! Князья меняются, а городу одни убытки. Надо самим своими доходами распоряжаться, а князю его долю оговоренную платить и не больше.
— Эка ты загнул наместник, — аж крякнул Острата, — а хозяин-то твой о сем ведает⁈ Что-то мне подсказывает, что Александру слова твои ох как не понравятся, ему такого бремя и в Новгороде хватает.
Награждаю боярина ироничной усмешкой.
— Ума палата прям у тебя, Острата Настожич. Зришь точно в корень!
Краем глаза вижу, что Якун недовольно набычился и уже готов свои пять копеек вставить. Так и есть, слышу его скрипучий голос.
— Ежели, по-твоему, у нас все не так устроено, то кто же тоды в твоих мыслях должен городской казной да порядком распоряжаться?
Тревога Якуна мне понятна, в нынешнем состоянии дел его все устраивает, разве что за исключением меня. Он здесь в городе глубинное государство, можно сказать. Лугота как бы номинальная исполнительная власть, но реально без одобрения думы ничего сделать не может. А в думе кто хороводит⁈ Правильно, Якун! Он в ней, говоря современным языком, бессменный председатель, и случись чего, он всегда не причем. Во всем виноват тысяцкий, а Якун всегда в стороне и в прибыли. Такой человек для меня пострашнее обоих князей вместе взятых, поэтому я начинаю аккуратненько так.
— Спрашиваешь, кто! — Смотрю ему прямо в глаза. — Так выборные обществом люди должны распоряжаться, разве нет⁈
Поднаторевший в интригах боярин пронзает меня взглядом, и я ловлю в нем заинтересованность. То, что при должном подходе народ выберет его, он не сомневается, и для меня это хорошо. Ничто так не помогает, как излишняя самоуверенность противника.
— Соберем городское вече, — продолжаю я свою мысль, — и оно выберет правителя типа Новгородского посадника, только не на год, а скажем на четыре, да и название лучше другое подобрать, чтобы выделялась Тверь среди городов русских. Я бы, к примеру, назвал его консулом, как в Великом Риме было когда-то.
Обвожу бояр взглядом и вижу, что моя речь никого особо не заинтересовала, кроме, пожалуй, Якуна и Луготы. Эти сразу увидели в моем предложении возможность усиления своей власти.
«Ничего, ничего, — успокаиваю я себя, — все так и должно быть, никто кроме этих двоих себя в роли консула не видит, поэтому надо и им пряников подбросить».
— Этот консул назначит людей управлять соответствующими приказами: казначейским там, посольским, военным и прочими. Дума их утвердит и будет следить, чтобы дела справно вели.
При этих словах притихшие было бояре оживились, заставив меня мысленно улыбнуться.
«Вот и засуетились! Как только выгоду для себя почуяли, так сразу и интерес появился».
Перекрикивая гул всеобщего гомона, неожиданно подал голос Острата.
— Мысль дельная, но как с князем-то быть! Думается мне, отец юного Ярослава будет недоволен нашей самодеятельностью.
Все тут же притихли, устремив на меня вопросительные взгляды. Эта проблема для меня неожиданностью не стала, я уже прокрутил все в голове и начал говорить с полной уверенностью.
— У Ярослава сейчас и без нас забот выше крыши! Новый баскак из самого Каракорума к нему едет, война с Орденом назревает. Не до нас Великому князю Владимирскому! Ежели сына его младшего примем честь по чести, выход ему выделим достойный, в правах не обидим, то думаю, договоримся. В нынешних условиях ему легче на наши выкрутасы глаза прикрыть, чем еще одну свару начинать.
Сказал, а про себя подумал:
«Очень надеюсь, что Ярослав Всеволодович решит отложить разборку с нами на лучшие времена, ведь он-то не знает, что лучших времен у него уже не будет».
Отбрасываю ненужные сейчас мысли, а в ответ уже летят вопросы.
— А выход какой⁈ А заплатить-то сможем⁈ А запросят скока⁈
Успокаивающе поднимаю руку.
— Суть в том, что хотим мы или нет, а платить все равно придется больше. — Обвожу взглядом все собрание. — Если кто не заметил, то напомню. С прошлого года у нас на шее, окромя Великого князя Владимирского, еще один нахлебник появился — монгольский хан Батый. Я здесь, в Твери, его баскак и только поэтому вы еще в полной мере не почувствовали тяжесть нового хозяйского сапога, но времена меняются. Едет новый смотритель на землю Русскую и платить все-таки придется, но, как известно, кто серебряный ручеек контролирует, к тем рукам денежка и прилипает. Поэтому за право самим собирать налоги и рассчитываться как с князьями, так и с монголами стоит побороться. Вот об этом я вам и толкую. Выберем консула, создадим свой городской устав и предъявим его князю по всем правилам. Мол не с бухты барахты, а земля так решила и все по закону. Ежели с малым князем договоримся, то и с отцом его порешаем, а уж дела с монголами я на себя возьму. Так мы хоть и заплатим то, что потребуют, но и сами с прибытком выйдем.
Совсем помрачневшие было лица бояр теперь засветились довольством и улыбками. Хороший ход у нас в народе оценить могут.
Не успел еще бодрый настрой набрать оборотов, как его вновь испортил Якун. Резко поднявшись, он ткнул в меня пальцем.
— А ты-то ради чего стараешься, не пойму⁈ Как князь сменится, так ты здесь больше не наместник,
