его, Пернатый ещё не различает, кому можно говорить эти слова, а кому нет. Но он исправится, зуб даю! — лукаво произнёс Пабло.
Жерар ничего на это не ответил, лишь фыркнул и направился к себе. Когда он исчез во мраке, Лало, лежавший на боку, внезапно вздрогнул и решил сменить положение тела. Он поднялся, согнувши ноги к груди и прислонившись к бочке спиной, словно искривленный от боли воробей. Руки пиратов были связаны, что затрудняло некоторые телодвижения, но в их положении жаловаться было грех — всю оставшуюся команду перебили при абордаже «Властителя Вод»: юнг застрелили, а клерка и штурмана показательно повесили на фок-мачте. Капитан и боцман Тротил последовали примеру Паскаля и приняли более удобную для себя позу. Фрегат «Мир» поднял свой якорь и взял курс на Марсель. Все разом ощутили, как громоздкий корабль начал свое дальнее путешествие по морю, которое должно продлиться около двух дней. Однако ни один из них не решался начать разговор: Пабло молча смотрел на сапоги, запачканные кровью Джорджа; Аделаида, пытаясь уснуть, безуспешно ёрзала и бормотала что-то себе под нос; Эдуардо подбадривал Сальвадора, играя в глазки с попугаем. Когда же пернатый друг отвернулся, мексиканец начал тихонько напевать различные фразы, напоминая себе о происхождении и непредсказуемости пути, который лежал перед ними.
На царской дороге, где скачет мой конь,
На царской дороге, где скачет мой конь,
С мешочком на плече, с мачете на плече.
Пабло отвёл взгляд от своих сапог и обратил взор к своему верному другу. Он внимательно прислушивался к мелодии, что напоминала крики Жирного Хью, когда тот неудачно поставил ногу и провалился в гальюн. Странное сходство привело к недоброму хихиканью Пеньи, который вспомнил тот забавный эпизод и почувствовал лёгкое облегчение в сердце, несмотря на обстоятельства их нелёгкого положения.
— Влюблённый мужичина, со шляпой на голове, — продолжал Лало. — Така-така-така-така-така-така на моем коне.
— Така-така-така-така-така-така на моем коне. — подхватил Пабло.
Эйда, осознавая, что ближайшие дни не предвещают ей покоя перед смертью, обратилась к своим боцманам, решив вмешаться в их диалог.
— Через два дня нас троих вздёрнут на виселице, а вы поёте песни и веселитесь? — недоумевала Калипсо.
— А чего нам сидеть, словно парочка угрюмых дебилов? Свою участь мы знаем, и это вселяет некое облегчение — порассуждал Пабло.
— Вы и без того парочка дебилов. — буркнула Эйда. — Я поверить не могу, что из всей моей команды уцелели только вы двое, и теперь я вынуждена коротать время с вами!
— Не бугурти, кэп. Я, между прочим, спас нам жизни! — горделиво произнёс Эдуардо. — Я кое-чему научился у Башки за время нашего совместного странствия, а именно дипломатии.
На самом деле Аделаида была рада провести последние сутки своей жизни в окружении боцманов Паскаля и Пеньи, но почему-то не желала сбросить образ требовательного и ворчащего капитана. Возможно, так ей легче справляться со стрессом и тревогой. Эти двое всегда являлись сердцем и душой «Безумных Крыс», выживая благодаря своему острому языку и способности адаптироваться к любой ситуации. Dos amigos[2], приходящие на помощь, при том верные до мозга костей, так что, оказав им однажды услугу, боцманы становились самыми преданными на корабле. Это было полезным качеством, которое можно было использовать по-разному, в зависимости от обстоятельств.
— Тем более, танец Маршалла — это ещё очень интересная процессия. Ходят слухи, что над пиратами некоторые могут сжалиться и угощать спиртным. Это же халявный ром, Калипсо! — торжествовал Лало.
— А халява — это синоним слова «успех». — поддакнул Пабло, который был на стороне Гонсало при любых обстоятельствах.
— Да и у нас могла быть более скверная и глупая смерть. — Продолжил 8 пальцев.
— Это какая, например? Что может быть глупее повешения? — капитан бросила остроту в сторону Паскаля.
Эдуардо немного подумал, запрокинув назад голову, что-то шепча на испанском, а после громко усмехнулся, точно придумал самый смешной анекдот за всю историю пиратства, и вновь обратился к Эйде.
— Определённо килевание. Кому вообще пришло в голову протаскивать бедняг с борта на борт под днищем корабля?
— Не, в бездну это ваше килевание, глупее смерти я не слышал. — Пабло презрительно плюнул рядом с собой.
— Да и обычная виселица, это же скука смертная. Ты просто затягиваешь петлю на шее и спинной мозг вместе с позвонками скажет «Adiós!». То ли дело с Маршаллом: напьёшься, если повезет, а потом будешь полчаса танцевать, задыхаясь. — глумился над капитаном Лало, теша свою душу.
Аделаида посмотрела на него странным взглядом и, если хотела что-то ответить, то не стала утруждать себя этим занятием. Пабло тоже стало не по себе от рассуждений на тему казни, и он решил сменить тему на более жизнерадостную, а именно старые воспоминания.
— Я не умру на гальюне. — как бы невзначай вбросил Пенья.
Капитан Калипсо не подняла взгляд на боцмана, но спустя пару секунд начала смеяться: сначала почти не слышно, а потом всё громче и громче.
— Жаль Хьюго, нормальным мужиком был. — поддержал разговор Эдуардо. — Вот только он не слушал меня, а я говорил, что жрать меньше надо, иначе это его и погубит. Выходит, я пророк.
— Ну, хорошего человека должно быть много. — добавила Эйда, не переставая смеяться.
— Да там, наверное, сотни две харизмы будет. Но, справедливости ради, его салмагунди — это что-то с чем-то. Эх, сейчас бы, курочки, свининки обжарить, добавить лучка, оливок, капустки, поперчить, да заправить уксусом. О-о-х! — у Тротила от собственного рассказа заурчал живот.
Сальвадор, услышав слово «Курочка», принялся летать по клетке и горланить.
— Ж-жрать! Бамбук! Ж-жрать! Бамбук!
Эдуардо залился непрерывистым смехом. Спустя некоторое время, после того, как закончил хохотать, поделился другой историей.
— А ведь жаль мальца, ловкий был. Эй, кэп, помнишь, что ты сказала, когда мы наконец убрали остатки Бамбука с палубы?
— Что-то вроде… а нет, погоди… По-моему, я сказала: «Дадим слово, что Бамбука не забудем!»
— … Что Бамбука не забудем! Да! О, Господь милостивый, какое тупое выражение лица тогда было у «Рассчитайсь». Она так выпучила свои глазёнки, я и не думал, что такое возможно. — поделился Эдуардо.
Все трое принялись хохотать в трюме, чем привлекли к себе внимание офицера.
— Эй, вы, будьте тише, иначе нам придётся сбросить вас за борт. — Крикнул недовольный Жерар.
— Perdonaci[3], офицер! — хихикнула Калипсо.
Жерар вновь скрылся в кромешной тьме внутренней части фрегата.
— У меня есть одна идея, как нам скоротать время. Раз мы начали вспоминать былые пиратские деньки, то почему бы не продолжить это делать? — предложил Пабло.
— Я только за. Уж больно
