Книга Оникромос - Павел Матушек

Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 185

проводам, прямо под штукатуркой и тонким слоем краски. Он подползает к шуршащему электрическому потоку, заполняющему тонкий металл, – наконец добирается до него, останавливается и терпеливо наслаивает свое присутствие. Он ждет, когда появится черная искра. Затем движется дальше.

Всякий раз, когда проскакивает маслянистая вспышка, лампа над раковиной моргает и гаснет.

* * *

– Что с этой лампой?!

– Дорогая? Что случилось?

– Иди посмотри. В ванной снова перегорела лампочка. Я не могу накраситься.

– Черт, действительно.

– Черт не починит.

– А чертов электрик?

– Месяц назад он поменял старые кабели и патроны. Сказал, что теперь все должно быть хорошо. У него руки кривые!

– Может, проблема не в кабелях?

– Дорогой, ты гений! Подвинься, я у окна накрашусь. А ты вкрути новую лампочку.

– Не знаю, есть ли у нас…

– Тогда проверь! Ты еще спишь?

– Господи, что за муха тебя укусила?!

– Ванная без света. Я спешу, уйди с дороги!

– На этих лампочках разориться можно.

– Тоже мне новость.

Он осторожно взял перегоревшую лампочку. Она была на удивление холодной. Ее холод проник в кончики пальцев и пробудил воспоминания, к которым он не любил возвращаться. Когда ему было десять лет, родители решили, что он уже достаточно большой и пора ему научиться наконец преодолевать свои страхи. А потому отныне ему предстояло спускаться в подвал одному. Он не хотел об этом слышать. Он протестовал, пытался вызвать в них жалость, плакал, кричал, бился в истерике, но родители были непреклонны. Они говорили, что каждому когда-нибудь приходится справляться со своим страхом, и от этого не уйти, потому чем скорее это случится, тем лучше. Да, они понимали, что для сына нет места страшнее, чем подвал, но осознанно и намеренно посылали его туда не реже одного раза в неделю. У него не было выбора. Ноги подкашивались, когда он спускался по крутой лестнице. Далее перед ним открывался длинный коридор, конец которого терялся во мраке. Почему-то желтоватый свет нескольких лампочек не мог полностью осветить это пространство. Уходящий вдаль коридор вызывал парализующий холод и ощущение, будто стоит только перестать всматриваться во мрак, стоит только отвернуться, как из глубины кто-нибудь выйдет. Дрожь охватывала все тело, но отворачиваться все же приходилось, чтобы сдвинуть засов на двери в семейную часть подвала и найти там то, о чем просили родители. Он боролся с собой какое-то время, съежившись под хлипким зонтиком разумных мыслей, а затем, сумев наконец отвоевать немного пространства, свободного от страха, выполнял поручение и быстро возвращался наверх. На какое-то время его оставляли в покое. Пока снова не приходилось спускаться, и все начиналось сначала.

И хотя теперь он уже не боится спускаться в подвал, он чувствует, как волна иррационального ужаса накатывает на него. Силится уверенность в том, что ему вовсе не казалось, и всякий раз, когда он поворачивал голову, из темного конца коридора действительно выходило нечто.

Всякий раз.

Он отпустил лампочку, в которой клубилась ледяная тьма, сел на край ванны и спрятал лицо в ладонях. Под веками у него мелькали картины. Старый автомобиль, окутанный холодной тишиной подземного гаража; грязные окна, смазывающие вид; пластиковый электрический чайник, вокруг которого крошки хлеба складываются в концентрические круги; оголенные концы электрического кабеля, почерневшие от гуляющего по ним тока. Он также увидел пустые комнаты, цеха, складские помещения и их влажный бетонный пол. Услышал, как по ним блуждает тихий, вихрящийся звук. Обнаружил, что звук этот ему знаком, он даже может повторить его.

– Тракорне, – прошептал он, открывая глаза.

Она стояла в дверях. Она была бледна.

– Что?!

– Ничего. О чем ты?

– Ты напугал меня, я звала, но ты не отвечал. Ты плохо себя чувствуешь? Тебе нездоровится?

– Нет. Скорее всего. Сам не знаю.

– Ты что-то сказал, какое-то странное слово…

Мужчина нахмурился.

– Не помню…

Дробо

Не было никакого характерного щекотания за глазными яблоками, и даже над Линвеногром не поднялись эти знакомые странные облака. Не ощущалось никаких волн живого холода, идущих из глубин земли, хотя именно эти признаки предшествуют большинству проявлений ксуло. Не было блуждающих туманных столбов и огромных угловатых теней, которые порой ложатся на целые кварталы, хотя небо остается совершенно чистым. Не было гудящих раскатов, раздающихся по всему городу. Не было никаких предупреждающих знаков. Был закат. Заходящее солнце полыхало ослепительным багровым сиянием. Свет лился сквозь широкое окно кабинета, и казалось, будто в этом потоке замедляются в полете пылинки. Будто сгущается воздух. Друсс сидел за огромным письменным столом, развалившись в удобном кресле. Он устал. Глядел на кружку, в которой заваривались листья аламы. Этот бодрящий настой должен был поставить его на ноги после долгого рабочего дня на территории. Тонкая струйка пара колыхалась над чашкой. Внезапно, всего на мгновение, она неподвижно застыла, исчезла и тут же вновь начала подниматься, но уже из другого положения, словно на краткий промежуток времени перестала существовать.

Тогда он почувствовал это.

Вспышка и разряд, перескакивающий с камня на камень. По щелям в мостовой. По железным решеткам, выкованным угловатым цветочным узором. По фасадам приземистых зданий. Под тонким слоем краски между бугорками шершавой штукатурки. По гибким корням растений, опутавшим водосточные трубы, и по краям керамической черепицы. По заросшим густым мхом трубодомам перусов и их влажным садам. Между жесткими волосками, покрывающими грибницы жилых отсеков, и ниже, по водным каналам, проходя зигзагом по изгибу поверхностного натяжения и перескакивая на заминских головастиков – как раскаленная искра, пробегающая между спинным мозгом, почкой, легким, по коже до стопы и обратно, через кости в череп, где за миг до исчезновения она приобретает мимолетную, изящную форму, после чего угасает.

Друсс впервые в жизни получил столь мощный импульс. Обычно эти явления намного слабее, и вызывает их одна эманация, возникшая в определенной точке города, но этот импульс прошел через весь мегаполис. Через весь Линвеногр. Он жадно ощупывал всё на своем пути, словно что-то искал, стремился к некой цели.

Размышляя над смыслом импульса, Друсс сохранил в памяти форму, которую вспышка приобрела незадолго до угасания. Ее нужно было сохранить. Он открыл таблотесор – ментальный гаджет, с помощью которого мог контролировать ресурсы памяти, параметры своего ума и тела, а также создавать психоинструменты. Прямо перед ним материализовалась прямоугольная полупрозрачная панель управления, заполненная индикаторами, тумблерами, ползунками и переключателями, открывающими разделы и вкладки, отсылающие к более глубоким уровням таблицы. Друсс никогда не был продвинутым пользователем таблотесора, но ему удалось встроить в гаджет несколько уникальных функций, управляющих его талантом чувствовать и анализировать проявления ксуло. Благодаря этому он развил свои

Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 185