Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
меня по-настоящему пугает. Пройдет еще немного времени, и человеческий разум во мне навеки угаснет, а на смену ему придут звериные привычки, – так пески постепенно заносят фундамент древнего дворца. В конце концов я забуду свое прошлое и стану бродить по лесам в обличье тигра – а повстречавшись случайно с тобой, не узнаю старинного друга и без всяких сожалений разорву на части…
Полагаю, и люди, и звери – все жили когда-то в ином обличье. Быть может, сперва мы помним об этом, а потом забываем – и считаем, что всегда были такими, как сейчас? Впрочем, не имеет значения. Наверное, окончательно перестав быть человеком, я стану только счастливее. И все же тот, кем я пока продолжаю оставаться, боится этого больше всего на свете. О, каким ужасным, каким бесконечно печальным кажется мне такой исход – забыть о том, что был человеком! Никто не в силах понять моей тоски. Никто – если не пережил этого сам… Но раз уж нам с тобой довелось встретиться, я хотел бы попросить тебя об одном одолжении, прежде чем окончательно стану зверем…
Юань Цань и его спутники, затаив дыхание, прислушивались к голосу из зарослей, поведавшему им столь поразительную историю. Тот продолжал:
– Хочу я немногого. Прежде я мечтал прославиться как поэт – но вот где оказался, так и не достигнув своей цели. Несколько сотен стихотворений, которые я сложил, до сих пор не увидели свет. Теперь, верно, тех рукописей уже и не найдешь. Но кое-что осталось у меня в памяти. Прошу тебя, запиши эти стихи. Не то чтобы я хотел вообразить себя признанным поэтом. Но хороши они или плохи, им я посвятил свою жизнь, растратив состояние и лишившись в конце концов рассудка. Мне будет горько умереть, зная, что ни одной моей строчки не сохранилось для будущих поколений.
Юань Цань велел одному из приближенных взять кисть и записывать. Голос Ли Чжэна разносился в воздухе ясно и четко. Он прочитал тридцать стихотворений, длинных и коротких. Каждое отличалось изяществом слога и красотой замысла – сразу было понятно, что писал их человек незаурядного таланта. И все же Юань Цань, отдавая им должное, смутно чувствовал: несмотря на все их достоинства, стихам не хватает чего-то неуловимого, чтобы их можно было счесть по-настоящему гениальными.
Тем временем Ли Чжэн, закончив читать, неожиданно заговорил другим тоном, будто насмехаясь сам над собой:
– Как ни постыдно мне признаваться – а ведь даже сейчас, когда пребываю в этом чудовищном облике, мне по-прежнему снится порой, будто собрание моих стихов лежит на столе у какого-нибудь ученого мужа в Чанъане. Вот что грезится мне в моем каменном логове! Посмейся надо мной – жалким человеком, который напрасно мечтал стать поэтом, а вместо этого превратился в тигра!
Юань Цань вспомнил, что и в молодости Ли Чжэн был склонен во всеуслышание предаваться самоуничижению, и на сердце у него стало печально.
– Добавлю, пожалуй, поводов посмеяться, – продолжал его друг, – и сложу небольшой экспромт о том, что чувствую сейчас. Попробую доказать, что прежний Ли Чжэн еще жив в этом теле.
Юань Цань вновь приказал спутнику записывать. Вот каковы были стихи:
Только мечтой ведомы, а не тревогой,Шли мы когда-то с другом одной дорогой.Я, возомнив, что путь отыщу кратчайший,С торной сойдя тропы, очутился в чаще.Друг мой достиг почета, живет богато,Я растерял и то, что имел когда-то.Тщетно взываю ночью к луне над пиком –Песни мои обернулись звериным рыком.
Лунный свет уже совсем побледнел, а землю покрыли блестки росы; гулявший меж деревьями прохладный ветер говорил о том, что рассвет близок. Все присутствовавшие успели забыть о странности происходящего и искренне сокрушались о несчастной доле поэта. Ли Чжэн продолжал:
– Я сказал, что не знаю, почему меня постигла такая участь, но если подумать, то это неправда. Причины мне известны. Когда я был человеком, я старательно избегал других людей. Меня называли заносчивым и высокомерным. Никто не понимал, что причина такого поведения – в моей застенчивости. Конечно, я гордился тем, что на родине мне прочат большое будущее. Но то была гордость, смешанная с робостью. Так же и с поэзией: я мечтал прославиться, но никогда не пытался ни найти учителя, ни сойтись ближе с другими поэтами, чтобы отточить свое мастерство. Но и признать себя человеком обычным, не наделенным великим даром, тоже было ниже моего достоинства. И вновь – причина крылась в той самой робкой гордости и высокомерной застенчивости. Я будто держал в руке неограненный камень и боялся его огранить – вдруг он окажется пустышкой? – и в то же время не решался отбросить, как обычный кусок черепицы, льстя себе надеждой, что он все-таки драгоценный. Чем дальше, тем больше я отдалялся от мира, избегая людей; обида и страх подливали масла в огонь, а замешанная на робости гордость росла и становилась все непомернее. Говорят, каждый человек – укротитель, а зверь, которого он укрощает, – его собственная натура. В таком случае моим зверем было высокомерное самоуничижение. Подобно тигру, оно пожирало меня: мучило моих жену и детей, отталкивало друзей – и в конце концов я стал снаружи таким, каким давно был внутри. Теперь, оглядываясь на свою жизнь, я понимаю, что впустую растратил тот небольшой талант, которым обладал. Я повторял чужие слова: жизнь слишком длинна, чтобы не делать ничего, но слишком коротка, чтобы сделать что-то стоящее. На самом же деле мной владели трусость – я боялся, что раскроется мой недостаток таланта, – и лень – я не желал прилагать усилия, чтобы чего-то добиться. Многие поэты, от природы одаренные куда меньше, чем я, стали великими потому, что посвятили жизнь неустанному самосовершенствованию. Став тигром, я наконец понял это – и душу мою снедает жгучее сожаление об упущенном. Жить как человек я больше не смогу. А значит, даже если теперь я сложу великое стихотворение – как сделать так, чтобы о нем узнали? К тому же, что ни день, во мне все больше и больше звериного. Что мне делать? Что делать с мыслями о прошлой жизни, проведенной напрасно? Порой я не в силах терпеть эту муку. В такие моменты я взбираюсь на утес на вершине горы и реву, глядя в небо – пытаясь избыть печаль, сжигающую мне сердце. Там я был и вчера. Как бы мне хотелось, чтобы кто-то понял мою боль! Но звери, услышав мой рев, разбегаются в страхе. Всё вокруг – горы, деревья, луна, роса – видит лишь обезумевшего от ярости тигра. Сколько бы я ни прыгал и ни катался по земле – им невдомек, что я
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
