через ее «Гущу» и вообще будет лучше, если за мной в «Угле» присмотрит кто-то еще, кроме раздолбаев Нискирича…
Тяжелым театральным вздохом я укорил собственный эгоизм и деловито осмотрелся. С прошлым клиентом мы встречались в «Каначанкха», так что приборки нора не видела уже много дней.
Впрочем, по сравнению с соседями по блоку я и без того оставался образцом чистоплотности, а потому совершенно не комплексовал из-за пары закатившихся под диван галет или масляного пятна на стенке шкафа. Зато, для полноты картины: настоящими храмами стерильности в моем жилище всегда оставались душевой узел и оружейный шкаф!
Собрав со столика в гостиной пустые упаковки от лапши, я скидал в них использованные разовые хаси, обертки и прочий мелкий мусор; унес в продуктовую зону, густо пропахшую специями.
Отражение коротко стриженного парня смотрело на меня почти со всех вертикальных поверхностей. Возможно, у него было слишком вытянутое лицо? Я не знал, потому что было не с чем сравнивать… Быть может, уголки глаз были опущены так, что придавали лицу меланхоличное и чуть усталое выражение? Я не знал, потому что было не с чем сравнивать… Или глаза? Нормально ли, что они такие синие, или этого недостаточно? А может, уши считались великоватыми, а широкий подбородок с ямочкой — мужественным и красивым? Я не знал, потому что было не с чем сравнивать…
Рассортировав мусор по прессующим отсекам, я подмигнул отражению знакомого незнакомца.
В своем большинстве чу-ха не жаловали зеркал, и я до сих пор не узнал истиной причины. Кто-то из них даже не скрывал страха перед отражающими пластинами, мою прихоть считая не только бесполезной тратой денег, но и увлечением рискованным, а сам атрибут — дурным и опасным.
Но я никому, и даже Сапфир или Нискиричу, не собирался лишний раз рассказывать, что они не имеют ни малейшего понятия о настоящем одиночестве и способах одержать над этой сволочью хотя бы мнимую победу…
Сапфир прислала короткое сообщение, что лифт с посетителем уже поднимается на этаж. Успев бегло просмотреть на малой консоли утренние новости, я вернулся в гостиную и попытался угадать, что за разговор меня ждет.
Несмотря на то, что с Подверни мы уже пересекались, я никак не мог вспомнить, кем именно он работает — то ли в мастерской по починке пассажирских фаэтонов, то ли в системе лифтового управления нашего квартала. Но одно знал наверняка: к миру, в котором вращаюсь я и мои знакомые, пожилой чу-ха не имел никакого отношения. Да что там, вчера на ужин я ел острую лапшу, так вот она была куда более криминализирована, чем этот увалень!
Запястный гаппи на левой руке просигналил, что к входной двери приближаются, и я неспешно отпер засовы. Их, как и зеркал, у меня много. Потому что можно быть хоть трижды любимчиком Бонжура, встречаться с Магдой, уметь решать самые деликатные поручения и входить в ближний круг «Детей заполночи», но ты все равно остаешься чужаком, равно как «Комплеблок-4/49» под названием «Кусок угля» остается тысяченорной высоткой, в стенах которой можно без труда наткнуться на угашенного стрихом[2] торчка, способного на любую глупость.
Я поочередно выгнал на потолок слепки всех трех коридорных камер; убедился, что больше возле моей норы никто не отирается, и лишь после этого окончательно отпер хитроумную запорную конструкцию.
Сдвинув обманчиво-легкую створку в стенную нишу, я жестом пригласил Подверни Штанину внутрь. Из широкого полутемного холла в нору потянуло пригоревшим жиром, мокрой шерстью и сладковатым ароматом дайзу[3].
Механик вошел, неуклюже переваливаясь на каждом шагу — невысокий, коренастый, похожий на ходячую переспелую грушу. В приглушенном свете потолочных ламп его темно-коричневая масть отливала рыжим; плотный темно-синий рабочий комбез казался черным.
Ни колец, ни серег, ни новомодных штифтов в губах и бровях он не носил, и лишь тонкая цепочка выглядывала из-за ворота серой рубахи с закатанными рукавами. Из кармана торчала пожульканная кепка штормбольного болельщика.
Мой наручный гаппи выдал короткий отчет от сканнеров в дверной коробке: ни имплантатов, ни скрытого оружия гость не имел. От его короткой шерсти несло промышленной химией, волосы выглядели засаленными. В лапах посетителя был зажат легкий держатель с двумя высокими стаканами — традиционный подарок Сапфир.
На пороге Подверни замешкался и многозначительно уставился на бежевые циновки и собственные рабочие ботинки, запыленные настолько, будто были вымазаны засохшим цементом. Я вернул ему молчаливый и столь же многозначительный ответ взглядом. Он засопел, покорно стягивая обувь.
— Ты это, Ланс, привет… — смущенно протараторил механик, определенно ощущая себя не в своей тарелке. Что, замечу, в текущей ситуации было почти взаимно. — Звиняй, что я без записи, да и не маякнул с вечера, и вообще вот так вот вдруг… я бы не стал, если бы не жена… но она сразу говорит, мол, что если кто и поможет, так это…
Он топтался на месте, не отрывая взгляда от входного коврика и стараясь не поднимать глаз на стены. И уж тем более — на потолок, хоть и изрядно запыленный.
С учетом того, что среднестатистический чу-ха по росту едва доставал мне до переносицы и принятые в обществе архитектурные стандарты комфорта едва ли вызывали мой трепетный восторг, установка над головой зеркальных панелей стала единственным способом расширить границы этой уютной норки-гробика, пусть даже лишь визуально.
— Куо-куо, пунчи, угомонись, — я оборвал его бубнеж и постарался улыбнуться максимально дружелюбно. Отражение на ближайшей стене стало похоже на комок мятой резины, и я оставил попытки. — Проходи-ка в кабинет…
И указал рукой в каморку, которую пафосно именовал кабинетом, после чего забрал у гостя стаканы с горячей чингой[4]. Тот покорно последовал указанию, со смешной старательностью поднимая лапы, чтобы не цепляться когтями за оплетку циновок.
Мы вошли в кабинет. Ну, то есть не совсем кабинет, скорее просторный стенной шкаф без окон и зеркал, в который по всем заветам кизо-даридрата[5] был вбит старый консольный стол, тончайший угловой шкаф, гостевая банкетка и кресло…
Ну, то есть и не совсем «вошли»… Скорее втиснулись. Сперва Подверни, которому вслед был передан один из дареных стаканов, а затем и я сам.
— Я тебя помню? — умело взболтав во фразе вопрос с намеком, я проскользнул за столик в узкое кресло напротив чу-ха.
Тот смекнул — протянув лапу, чиркнул когтем по дисплею дешевенького запястного гаппи, и на кабинетную консоль тут же ссыпалась предельно простая визитная карточка.
Отсалютовав гостю горячим стаканом, я бегло просмотрел данные.
Тут же получив первый ответ — Подверни работал не в муниципальных механиках, он чинил ветростаты южных кварталов Бонжура.
