чем-то своём подумал, поднял с пола револьвер, сунул в карман куртки и, не изменившись в лице, перешагнул через тело. Вышел на крыльцо и — мимо хищной морды джипа, мимо тонированных стекол и фиолетовой полировки — шагнул в темноту.
Через несколько секунд от обочины метрах в двадцати отъехала машина — в темноте едва различимая — без габаритных огней и опознавательных знаков. Машина проехала под уклон до светофора и свернула направо в проулок. Лишь после этого пассажиры джипа, озадаченные долгим отсутствием компаньона, вылезли из теплого салона и вошли в залитый светом павильон.
* * *
Замурлыкал смартфон на столике возле кровати. Андрей мгновенно проснулся, протянул в темноте руку.
— Алё!
— Привет, Андрей. Я тебя не разбудил?
— А, Виктор Викторович… Сколько сейчас? — Андрей бросил взгляд на окно. Уличные фонари были погашены — ночь на дворе. На стекле изморозь, ломаные ледяные линии искрятся фиолетовым и жёлтым светом, словно заморская птица наследила трёхпалыми лапами с острыми когтями.
— Три часа, — сообщил собеседник на другом конце провода, и уточнил: — ночи.
— Вижу, что не дня, — усмехнулся Андрей и сел на кровати, включил настольную лампу. — Ты чего так рано? Случилось что-нибудь?
— Да так, случилось… кое-что…
— Ты не тяни. Мне к девяти на тренировку ехать.
Из динамика послышался протяжный вздох.
— Зря я тебе позвонил. Не телефонный это разговор.
— Тогда до завтра.
— Андрей, погоди. Я у тебя спросить хотел.
— Ну?
— Ты вчера вечером никуда не ездил?
— Ездил, конечно. Я каждый день куда-нибудь езжу.
— Ты на Первой Советской вчера вечером был?
— Был.
— Ах ты, черт, как же тебя туда занесло?
— В Пивовариху ездил. Консультировал местных ребят. У них там секция намечается, я давно обещал к ним приехать, да всё никак.
— И надо было тебе ввязываться!
— Куда ввязываться? Слушай, Виктор, говори толком, у меня голова плохо соображает, я спать хочу.
— Ты зачем парня изуродовал?
— А-а, вот ты о чём. Из-за этого придурка ты меня будишь среди ночи?
— Зачем ты его ударил, да еще так сильно? Он в больнице, в критическом состоянии. Ты ему трахею сломал.
— А что мне оставалось делать? — воскликнул Андрей. — Он на меня ствол навёл!
— Ну и что?
— Как это что? Мне что, нужно было подождать, когда он выстрелит?
— Почем ты знаешь, что он выстрелил бы?
— По глазам увидел.
— По глазам он увидел…Тоже мне психолог. А чего ты к нему прицепился?
— Он женщину оскорбил. Вёл себя по-хамски.
— И ты не утерпел…
— А почему я должен терпеть? Если тебе нравится, терпи. А я не буду.
— Эх, Андрюша, зря ты встрял. Теперь заварится каша.
— Пусть заваривается, мне всё равно. — Андрей перехватил смартфон другой рукой, сел на кровати. — Погоди, а ты откуда узнал?
— Узнаешь тут. Братва полгорода на уши поставила. Ищут человека, по приметам, похожего на тебя. Мне как сказали про это дело, я сразу догадался, что это ты. Потому как больше некому.
— Братва, говоришь, зашевелилась. Это хорошо.
— Андрей, ты что, не понимаешь? Они убьют тебя!
— Кишка тонка! Да и пусть сперва разыщут.
— Андрей, Иркутск город маленький, это тебе не Москва. Здесь негде прятаться.
— А я и не собираюсь.
— А что ты собираешься делать?
— Утром поеду на тренировку. Вечером — тоже тренировки. У меня весь день расписан. В театр сходить некогда.
Собеседник снова протяжно вздохнул.
— Будет тебе театр. Прямо на дому. — Последовала пауза. — Так ты его рукой ударил? У тебя ничего не было?
— Нет, конечно. Обычное нуките. Ты должен знать, сам недавно экзамен сдавал.
Снова послышались вздохи…
— Через неделю они тебя вычислят. Думаешь, не догадаются, что ты — каратист? У нас не так уж много спортивных школ. Они обойдут их за три дня.
— Это их проблема.
— Это теперь твоя проблема, Андрюша! Я тебе добра желаю. Они тебя застрелят, и никакое карате тебе не поможет.
— Это мы еще посмотрим.
— Уезжай из города. Прямо сейчас!
— А на кого я ребят оставлю?
— Поручи кому-нибудь. У тебя же есть в секции чёрные пояса.
— Да почему я должен уезжать из своего города? Я в нем сорок лет прожил. Пусть они уезжают. А я — останусь. Всё, до свидания.
— Погоди, не отключайся. У тебя хоть есть оружие?
— Теперь есть.
— Какое?
— «Айсберг», кажись.
— Это который ты у парня отобрал? Выброси его, слышишь! Ствол наверняка паленый. И приезжай утром ко мне.
— Хорошо, я приеду. Но утром не получится. После обеда смогу.
— Во сколько?
— В два.
— Хорошо, я буду ждать.
Андрей отключил связь и несколько секунд сидел, крепко задумавшись, потом выключил лампу и лег на спину, подложив руки под голову и устремив неподвижный взгляд в потолок.
Не сказать, чтобы новость сильно его встревожила, но и нельзя было её вовсе проигнорировать. Страха не было — он давно уже ничего не боялся, однако появилось чувство некоего неудобства, словно натянул на себя тесную одежду — хорошо бы снять, да лень шевелиться. Он повернул голову к окну — за окном тишина, неподвижность зимней ночи. Не верилось, что кто-то в это время «стоит на ушах». А хоть бы и так. Пускай! Здесь, за толстыми стенами дома сталинской постройки, его не достанут. Или достанут? Всё равно. Пусть попробуют…
Глаза его закрылись, дыхание замедлилось и стало глубже; через минуту он спал. Руки так и остались сцепленными за головой. Левая нога — поверх одеяла, правая свесилась на пол. Не каждый способен заснуть в такой позе. Не каждый спокойно уснет после подобного сообщения. Но и не каждый способен коротким ударом вытянутых пальцев сломать человеку шею. Это даётся жесточайшими тренировками, которые выдерживает один человек из миллиона.
* * *
Без пяти девять Андрей припарковал машину возле двухэтажного каменного здания на улице Дзержинского. Открыл высокую деревянную дверь и вошёл внутрь. Получил у дежурного полицейского ключи от спортзала и быстро поднялся на второй этаж, где в холле уже переминались с ноги на ногу молодые крепкие ребята — охранники частной фирмы. Всего десять человек, все рослые, крепкие, с короткими стрижками.
— Здравствуйте, Андрей Викторович, здравствуйте, здрассьте! — слышалось со всех сторон.
— Здравствуйте, — с невозмутимым видом отвечал Андрей, проворачивая ключ в замке, — заходите! — и первый шагнул в спортивный зал. Остановился на секунду, последовал ритуальный поклон: — Осс…
И все входившие следом также останавливались на секунду и кланялись неизвестному божеству:
— Осс! Осс! Осс!..
Торопливо переоделись на скамейке у крашеной стены — кто-то кимоно надел, кто-то трико с футболкой натянул, а кто-то в любимый камуфляж нарядился. Что особенно приятно — все были босиком.
