мы с Элом пользовались одними и теми же карточками с терминами, когда перешли в колледж. – Я кое-что нашла для тебя. Идеальный подарок. Открой.
Он с неуверенным видом взял сверток.
– Открывай скорее, с днем рождения.
– Что там?
– То, о чем ты мечтаешь. Очень на это надеюсь. Открывай. Не зли меня.
Эл зашуршал бумагой, наконец разорвал ее и чуть не задохнулся. Я ликовала.
– Где ты его нашла?
– Ну разве, – сказала я, – у парня на вечеринке в Una settimana straordinaria[1] был не точно такой же?
Эл улыбался, глядя на коробочку. В ней лежал темно-зеленый галстук с орнаментом из ромбов. Я несколько месяцев хранила его в ящике с носками.
– Доставай, – сказала я. – Надень его сегодня. Правда ведь, это точно такой же?
– Когда тот парень вылезает из Porcini XL10, – сказал Эл, глядя на меня.
– Тебе в любом фильме только такие сцены и подавай. Надеюсь, галстук тебе нравится.
– Да, Мин. Очень. Где ты его нашла?
– Незаметно смылась в Италию, соблазнила Карло Ронци, а когда он уснул, пробралась в комнату с его старыми костюмами…
– Мин.
– Ладно, я нашла его на гаражной распродаже. Давай завяжу.
– Я сам могу завязать себе галстук, Мин.
– Но не в день рождения. – Я принялась возиться с воротником Эла. – Тебя в нем просто заживо сожрут.
– О ком ты?
– О девушках. Женщинах. Которые придут на вечеринку.
– Мин, сегодня придут те же друзья, что и обычно.
– Почему ты так в этом уверен?
– Мин.
– Разве ты не готов? Я вот готова. Уже совсем не думаю о Джо. Грустить о той летней интрижке – ну уж нет. А ты? Ведь в Лос-Анджелесе ты был сто лет назад…
– В прошлом году. Вообще, даже в этом, но в прошлом учебном году.
– Ну да, а теперь начался наш предпоследний год в колледже, первый серьезный этап в нашей жизни. Разве ты не готов? К вечеринкам, к романтике, к Una settimana straordinaria? Разве ты – ну, не знаю, – разве ты не жаждешь…
– Я жажду попробовать песто.
– Эл.
– А еще жажду повеселиться с друзьями. Всё. Это самый обычный день рождения.
– Наступают твои горькие шестнадцать! Хочешь сказать, что если перед тобой затормозит девушка на Porcini как там его…
– Ладно, да, к машине я готов.
– Когда тебе исполнится двадцать один, – сказала я, – куплю тебе машину.
Эл очень медленно вздохнул, глядя на меня.
– Ты не сможешь этого сделать, Мин.
– Я могу достать то, о чем ты мечтаешь. Видишь, один раз у меня это уже получилось.
– Да, ты можешь завязать галстук. Но купить машину – это все равно что сплести аксельбант. Забудь об этом.
– Ладно, ладно.
– Но спасибо тебе.
Я пригладила Элу волосы.
– С днем рождения, – сказала я.
– Вот кофта, если замерзнешь.
– Конечно, замерзну, ведь я буду ютиться во дворе, пока ты погружаешься в мир страстей и приключений.
– И песто, Мин. Помни о песто.
Внизу Джордан включил горький плейлист, над которым мы так долго горбатились, а Лорен ходила по комнате с длинной спичкой в руках и зажигала свечи. Тишина на площадке – так ощущались эти десять минут, когда в воздухе искрилось предвкушение самого невероятного, но ничего не происходило. А потом раздвижные двери со свистом разъехались, и в дом ввалились Моника с братом и парнем, который играет в теннис. Они принесли с собой вино, которое стащили на новоселье у мамы, – бутылка еще была обернута подарочной бумагой, – сделали музыку погромче, и вечер начался. Я втихомолку искала девушку для Эла. Но ни одной подходящей я не нашла: они все были либо с блестками на щеках, либо слишком дергаными, либо ничего не понимали в кино, либо уже с кем-то встречались. А потом совсем стемнело, лед в большой стеклянной миске почти растаял, будто полярным шапкам пришел конец. Эл все говорил, что пора подавать кекс, и тут, словно песня, забытая песня из плейлиста, в доме и в моей жизни появился ты.
Ты казался сильным, Эд. Наверное, ты всегда кажешься сильным: такие уж у тебя плечи, такой уж у тебя подбородок, такие уж у тебя руки, которыми ты размахивал, проходя по комнате, такая уж у тебя шея – теперь я знаю, что тебе нравится, когда ее целуют. Сильный, вымытый, уверенный в себе, крепко сложенный, даже приветливый, но не желающий угождать. Полный сил и мощный, как боевой клич. Я сказала «вымытый». А имела в виду «изумительный», Эд. У меня перехватило дыхание, как у Эла, когда тот открыл мой идеальный подарок.
– Люблю эту песню, – сказал кто-то.
Ты, наверное, всегда так ведешь себя на вечеринках, Эд: медленно ходишь из комнаты в комнату, поводя плечами, и здороваешься глазами с каждым встречным. Некоторые гости пристально изучали тебя взглядом, кое-кто из парней дал тебе пять, а Тревор и Кристиан, словно телохранители, хотели было закрыть тебя спинами. Тревор был изрядно пьян, ты вслед за ним вышел из комнаты, скрывшись из виду, а я еле дождалась очередного припева и пошла тебя искать. Сама не знаю почему, Эд. Мы ведь встречались и раньше. Все остальные тоже видели тебя не в первый раз: скажем, ты как фильм, который все смотрели в детстве, – нет такого человека, который бы тебя не знал. Но в ту самую минуту, тем самым вечером мне вдруг очень-очень захотелось посмотреть на тебя еще раз. Прошмыгнув мимо парня, который выиграл конкурс по естествознанию, я заглянула в столовую. На стенах были развешаны рамки с фотографиями Эла: он с неловким видом сидел на ступеньках церкви. Все комнаты были переполнены, в доме было слишком жарко и слишком шумно, и я, взбежав по лестнице и постучавшись на случай, если кто-то уже занял кровать Эла, захватила кофту и выскользнула во двор. Хотела подышать и надеялась встретить тебя. И да, ты был во дворе. И что меня потянуло прийти туда, где с ухмылкой стоял ты, держа в руках две пивные бутылки, пока Тревора рвало на клумбу мамы Эла? Это зрелище точно для меня не предназначалось. «Это же не мой день рождения», – подумала я. Ни к чему мне было выходить во двор. «Господи, да ведь тебя, Эд Слатертон, – сказала я себе, – даже не приглашали».
Что на меня нашло? Что я творю? Но тут я громко спросила тебя, что случилось.
– Со мной ничего, – ответил ты. – А вот Треву нехорошо.
– Пошел ты, – проворчал Тревор из кустов.
Ты засмеялся, и я тоже засмеялась. Ты поднял бутылки к фонарю над крыльцом, чтобы понять, какая из них чья.
– Вот, держи, из нее никто не пил.
Обычно я пиво не пью. Обычно я вообще не пью. Я взяла бутылку.
– Это же пиво твоего друга?
– Не нужно ему смешивать, – отозвался ты. – Он уже выпил полбутылки «Паркерса».
– Правда?
Ты посмотрел на меня и забрал бутылку, потому что я никак не могла ее открыть. Ты справился с этой задачей за секунду и, протянув мне бутылку, всунул мне в ладонь, словно монеты, словно тайные богатства, две крышечки.
– Мы продули, – объяснил ты.
– Что же он делает, когда вы выигрываете? – спросила я.
– Выпивает полбутылки «Паркерса», – ответил ты, и тут…
Джоан рассказала мне потом, что однажды тебя избили на командной вечеринке после провальной игры, поэтому после проигрышей ты стал приходить на чужие тусовки. Джоан предупреждала, что встречаться с такой звездой баскетбола, как ее брат, непросто.
– Ты с ума сойдешь от одиночества, – говорила она, облизывая ложку и делая песню Хоука погромче. – Помрешь со скуки, пока твой баскетболист будет разъезжать по миру и стучать мячом об пол.
Я по глупости думала, что мне на это плевать.
…И тут ты спросил, как меня зовут. Я ответила, что сокращенно меня зовут Мин, а полностью – Минерва, в честь древнеримской богини мудрости, и что меня так назвали, потому что папа получил магистерский диплом, когда я родилась, и что – нет, даже не думай, нельзя – называть меня Минни может только бабушка, потому что она сказала – я спародировала ее голос, – что любит меня больше всех.
Ты сказал, что тебя зовут Эд. Как будто я этого не знала. Я спросила, почему вы проиграли.
– Не будем об этом, – ответил ты. – Если я стану рассказывать, как все было, это заденет все мои чувства.
Мне понравилась фраза все мои чувства.
– Все до единого? – спросила я. – Правда?
– Ну, – сказал ты и глотнул пива. – Одно или два чувства у меня еще остались. Я еще могу что-то чувствовать.
Я тоже что-то чувствовала. Конечно, Эд, ты все равно рассказал мне, как вы проиграли – ты же парень. Тревор похрапывал, лежа на газоне. Пиво было отвратительным на вкус, и я потихоньку выливала его на холодную
