будущего ребенка.
– Что? – Валерий опешил, а Ольга вздохнула.
– Валер, ну надень хотя бы штаны, мне как-то неловко расставаться с голым мужиком.
– Если я буду одет, это изменит ситуацию? – растерянно поинтересовался он.
– Нет, – покачала головой Ольга, – но поможет тебе сохранить остатки самоуважения. Одевайся, милый. Бери свои вещи и забудь дорогу в этот дом.
Эжени
Она окинула себя взглядом в большом зеркале и осталась довольна. Кокетливые кудряшки, придававшие ей сходство с покойной матерью Альберта, розовый халат, украшенный перьями неведомой птицы, макияж, аккуратно подколотое лицо и пухлые – даже слишком – губы. Они, а также смуглая кожа, угольные глаза и непослушные волосы, всю жизнь служившие ей источником огорчения, достались ей в наследство от неведомого отца, которой был очередной «любовью всей жизни» маменьки.
Эжени кокетливо подмигнула себе в зеркале, чтобы немного приободриться. Внутреннее чувство подсказывало, что она совершила очередную глупость, но врожденное упрямство не позволяло это признать. Она задрала голову повыше (шея так выглядит длиннее) и, держа в руках разноцветный поднос, на котором стояла чашка с кофе, направилась в комнату, где почивал Альберт Ильич.
– Милый, просыпайся, – поставив поднос на столик ар-деко, Эжени наклонилась к Альберту Ильичу и, обдавая его ароматом тяжелых маслянистых духов, прошептала: – Тебе в присутствие.
Почему-то слово «присутствие» ей особенно нравилось в последнее время, оно позволяло чувствовать себя этакой помещицей, генеральшей, женой значительного лица. Эх, почему она родилась в этом дурацком двадцать первом веке? Ее эпоха – это пятидесятые годы прошлого столетия. Времена бравых генералов и их величественных жен, способных карать и миловать легким движением руки.
Не будучи в курсе душевных терзаний Эжени, бравый генерал мужественно всхрапнул и перевернулся на другой бок. Эжени наморщила носик. В юности она не понимала прелести молодых красивых мужчин: ну что они могут дать, кроме нескольких минут радости? Но с недавнего времени ее начали посещать страшные мысли. Возможно, было в юных Аполлонах и нечто такое, что недоступно старикам.
Эжени снова наклонилась к генералу и гаркнула ему прямо в ухо:
– Просыпайся! – Затем, немного подумав, добавила: – Милый.
– Что? Что случилось? – Альберт Ильич подскочил в панике, оглядываясь по сторонам. После ночи с молодой любовницей ему требовался отдых, который день ото дня становился все более продолжительным. И не было более верного способа испортить ему настроение, кроме как разбудить раньше времени.
– Ничего не случилось, кот. Просто меня с утра посетило вдохновение, и я написала письмо…
– Письмо? – Альберт Ильич сел на диване. Высокий, крепкий, с выразительным лицом деревянной скульптуры.
Такого хорошо представлять в капитанской рубке военного корабля или, чем черт не шутит, атомной подлодки. Одним взглядом Альберт мог остановить попытку мятежа и жестоко наказать за непослушание. Но в последнее время в этом людоедском взгляде все чаще Эжени ловила отчаяние. Словно ее генералу и правда хотелось оказаться на атомной лодке подальше от всего того безобразия и хаоса, в который превратилась его жизнь с момента, когда в нее ворвалась Эжени. С ее кудряшками, волнующей грудью и активной жизненной позицией. Он оказался слаб, поддался соблазну, его закрутило, завертело, но чем дальше, тем больше хотелось ему домой, под бок к верной Авдотье, которая никогда формами не блистала, зато отличалась редкостным благоразумием, хладнокровием и умением вовремя промолчать.
– Вот, милый, все как ты любишь, черный без сахара. – Эжени сунула генералу в руку чашку, которую почему-то считала антиквариатом (негоже генералу пить кофе из простых чашек!).
– Ты про письмо говорила, – сухо напомнил Альберт Ильич, окончательно просыпаясь и беря кофе из рук любовницы.
Что он хорошо уяснил за столько времени рядом с Эжени, так это то, что все ее действия нужно тщательно контролировать. Потому что Эжени – натура импульсивная и, оставленная без присмотра, была готова наломать дров. Ему уже приходилось вытаскивать ее из участка за драку с соседом, а также хлопотать по поводу закрытия уголовного дела после конфликта с журналистами.
– Ах, это мелочи, милый. Просто я написала письмо, – продолжала заливаться соловьем Эжени, тщательно маскируя легкую тревогу.
– Кому? – нахмурился Альберт Ильич, делая глоток кофе.
– Твоей жене. Я рассказала ей о нас, – с деланым весельем и беспечностью в голосе сообщила Эжени, а у Альберта Ильича кофе пошел носом.
Ольга
Удачно миновав все пробки, Ольга припарковалась на своем месте возле клиники, расположенной в промышленном центре города.
Изначально Ольгу удивил выбор Валерием места для клиники репродуктивных технологий (этой идеей он жил те несколько лет, что они вместе провели в Африке в качестве военных медиков). Каждый раз, когда у него на руках умирал безнадежный больной, он твердил, что будет дарить людям жизнь. Словно чувствовал вину, что не сумел, не спас. Ольгу тогда это подкупило и помогло выжить. В ночь, когда она в порыве отчаяния все ему рассказала, Валерий взял с нее обещание, что вместе они дадут жизнь множеству новых людей. Обещание оба сдержали: Валера занялся оформлением лицензий и поиском места для клиники репродуктивной медицины, а Ольга взяла на себя подбор персонала и дизайн.
Ей всегда казалось, что Валерий, вхожий в высокие кабинеты и здоровающийся за руку с министрами, предпочтет для своего детища умеренно роскошное место – не кричащее, но с достоинством, вроде старого тихого центра. Когда же Валера объявил ей, что нашел подходящее помещение в Октябрьском районе, Ольга сильно удивилась.
Серый, почти лишенный зелени индустриальный район долгое время служил пристанищем для депрессивных пятиэтажек, разномастных СТО, автомоек, заправок, небольших магазинов, где торговали недорогими автозапчастями и продуктами. Со временем тут, как и везде, открылись небольшие рестораны: турецкие доннеры, китайские забегаловки, киоски с едой быстрого приготовления, предзначенные для тех, кому не повезло найти работу в более престижном месте. Но благороднее район от этого не стал, а превратился в гигантский муравейник, слепленный из подручных материалов.
Помещение их будущей клиники находилось рядом с трамвайной остановкой, откуда в шесть утра рабочие отправлялись на заводы. Неподалеку был автовокзал. Более неподходящего места для репродуктивной клиники представить было сложно, но Валера четко объяснил свою позицию:
– Наша клиника будет для всех, Оленька, не только для богатых и знаменитых. Бедные тоже имеют право на счастье.
– Это все очень благородно, – усмехнулась тогда Ольга, тронутая его словами, но в любой ситуации ищущая подвох, – только вот где они возьмут деньги на оплату услуг? Ты же хочешь все по высшему уровню – с генетиками, психологами, диетологами и прочими радостями.
– Полис ОМС, – пожал плечами Валера. – Плюс мы дадим людям возможность бесплатно
