у завзятого носферату из канализации. Даже редкие волоски на коже — белые-белые. Особо суровый случай витилиго? Другая раса? Нет. Другой вид. ‘Гламфеллен’. Давай, память, жги.» И она зажгла.
До боли сжимая зубы и вцепившись ногтями в колени, пытаясь не обращать внимание на раскалывающуюся голову, он прожил целую жизнь за несколько мгновений. К счастью, не слишком длинную — сорок лет, добрый тридцатник которой занимало взросление. Гламфеллен, бледные эльфы. Во всем подобны небледным эльфам, только бледные, пошутил бы Саша Лихов. «Нет. Пошутил я, только что. Хватит растроения личности.»
Долгие годы в Белом Безмолвии, суровой тундре, где смерть может таиться в каждом сугробе, каждом дуновении ветра, под каждой льдиной. Путешествие в молодую республику Дирвуд — эмиграция в поисках лучшей жизни, ничего нового. Водоворот событий, в которые юного эльфа втянуло и выплюнуло, изрядно побитым, но с прибытком — замок, феод, подданные. Пресловутый ‘хэппиэнд’? Как бы не так. Гигантская ожившая статуя, матово-зеленая, с золотистыми прожилками меди. Выкапывающаяся из-под земли, рушащая и давящая все вокруг, но что хуже — втягивающая в себя души окружающих, как скучающая тусовщица — коктейль сквозь соломинку. С узором из звезд и полосок на лбу.
«Звезды и полосы, ха-ха-ха. Ну хоть гимнов никаких он не распевал.»
Эотас, бог света, и, по утверждениям некоторых, добра. Не так давно начавший войну, поглотившую целый континент, и, — снова ха-ха, — подорвавшийся на бомбе.
«Звучит, как дурной анекдот, но это, увы, моя реальность. Божок, у которого бомбануло, вернулся в гандаме и топчет всех. И что самое худшее, мне выпало с этим разбираться.»
Он смутно припомнил тощую женскую физиономию с развевающимися в абсолютном безветрии волосами, острую, обжигающую боль в груди, и… поручение? Ультиматум? Угрозу?
«Скорее, все же, угрозу. На мне — ошейник с динамитом, а у стремной брюнетки — детонатор. Арбайтен, швайне, а то партизанен-пуф-пуф.»
Память о недавних событиях возвращалась с трудом. Мучительные мгновения За Гранью, разговор с Бледным Рыцарем, ипостасью бога смерти Берата, насильная инъекция божественной субстанции — «отзвука», — и великая миссия.
«Кстати, а чего это именно я такой особенный? Что-то вертится на языке, что-то привычное… Ах да. ‘Видящий’, способный, как ни странно, видеть души и влиять на них очень разнообразными способами. Мой титул. Кстати, а мое имя…»
Молодого гламфеллен, Видящего, лорда древнего замка Каэд Нуа, звали Кьелл Лофгрен. Он покатал это имя на языке. «Надо привыкать, теперь меня зовут Кьелл. Что ж, могло быть и хуже. Например, Янь Хуэй, любимый ученик Конфуция. Или, боже сохрани, Хатаке Какаши.»
Память всех трех личностей вернулась, насколько возможно, но не поглотила его. Эмоционально он был чистым листом, на котором сейчас прописывалось и жизнелюбие пожившего, но не утратившего вкус к жизни Александра Лихова, и холодная несгибаемость воителя Ван Фаня, и оптимизм юного романтика Кьелла Лофгрена.
«Я тот, кто я есть,” подумал он. «Бледный эльф по имени Кьелл. Видящий. Безземельный лорд. И да, совершенно официальный попаданец со стажем.»
Свежеиспеченный Кьелл попытался обдумать свою непростую ситуацию. «Одна неприятная личность невероятной силы и возможностей отправила меня пошпионить за равнозначного веса личностью. Судя по тому, что ей понадобился для этой задачи смертный, то в худшем случае — если гигантская статуя решит доесть мою душу, или, там, легонечко надавить на меня пальцем, — помощи можно не ждать, ты сам по себе, Кьелл. В лучшем же случае… Самый максимум, я смогу вызвать на себя огонь божественной артиллерии, и судя по памяти Кьелла, сопутствующие потери и френдли-файр божков заботит от слова ничуть. Но не выполнять мою миссию нельзя, иначе фрау в черном нажмет клавишу детонатора, и все. Значит, надеюсь только на свои силы и несомненно могучий ум. Что мне имеет предложить мудрость прошлых жизней для устранения звездно-полосатой угрозы?»
Память Саши Лихова, гедониста и раздолбая, не выдала ничего конструктивного — только недоступные Кьеллу технологии и дурацкие планы вроде «выкопать большую яму, а на дне — раскаленный стальной кол».
Сяо-Фань в силу рода деятельности располагал целым морем знаний о причинении вреда ближнему своему, но, увы, противники такого размера ему не встречались даже в сказках и легендах. Мифические божества и демоны Поднебесной могли «раздуться», максимум, до нескольких человеческих ростов.
«Хотя вот Гуаньинь в ‘Путешествии на Запад’… использовалась автором как персонификация необоримой силы. Не самая полезная инфа в моем случае.»
Теоретически, используя некоторые техники манипуляции внутренней энергией, Сяо-Фань мог бы расколоть гигантскую статую — адра, как помнил Кьелл, достаточно мягкий материал. Но для этого ему понадобилось бы минут пять спокойной концентрации и последовательных атак в одну точку. У него же был, самое большее, первый удар.
«Держим в уме способность вытягивать души. Нет, тут тоже глухо, хоть и менее бесполезно.»
Знания Кьелла же содержали несколько интересных фактов, дополняющих общую картину, но не особо обнадеживающих.
«Да, боги были искусственно созданы в древности — казалось бы, страшная тайна, переворачивающая картину мира? Неа, всем по… гм, пофиг. Откуда бы они ни есть пошли, сил и возможностей богов это не меняет. Можно ли ‘сделать’ еще богов, или сопоставимых по силе сущностей? Ну, это примерно как если бы дикари из каменного века пытались повторить космические технологии. Даже дай им необходимые инструменты, знаниям-то неоткуда взяться. Впрочем, агенты божков пытались искусственно тормозить развитие анимантии, науки, изучающей души. Значит, некий потенциал в этом направлении есть.»
Эльф отбросил посторонние мысли, и резюмировал:
«Во-первых, нужно восстановить техники внутренней энергии и боевое искусство Сяо-Фаня. Сомнительной полезности против божка-убивателя, они помогут против всех иных прочих. Опасностей вокруг полно.
Во-вторых, нужно найти толкового аниманта и проконсультироваться с ним насчет… хм, всего. Идей море, сомнений в их осуществимости — тоже.
В-третьих, нелишним будет заручиться поддержкой власть имущих. Кто бы ни правил этой пластилиновой местностью, ему вряд ли по нраву, что его города топчут, а подданных — едят, а значит, сотрудничеству — быть.»
Он встал и потянулся. Шум снаружи не утихал, но и не менялся — все те же море и дождь. Никто не ломился в его каюту, не было слышно звуков боя, и корабль не кренило под опасным углом.
«Что бы за пираты там ни были, их или Эдер всех разогнал своей саблей и черным юмором, или смыло штормом. Как бы то ни было, не думаю, что мне что-либо мешает начать исполнять первый пункт моего мастерплана.»
Кьелл уселся прямо на пол — сейчас неудобство, создаваемое и жёсткими досками, и неутихающей болтанкой, было ему на руку.
