— Выпить хочешь?
Я хочу есть, а не пить. Я поужинала бутербродом с сыром, чтобы не наедаться на ночь глядя. Если бы знала, что мне всю ночь скитаться, съела бы омлет.
— Нет… — отвечаю, стараясь смотреть ему в глаза, но из-за волнения не выходит.
— Мне завтра на учебу… и я не пью. И не курю.
Я всем говорю, что студентка МГУ и что мне двадцать. Студенток всегда лучше разбирают. Пока ты студентка, перед тобой все двери открыты, а вот когда ты выброшена во взрослую жизнь и все иллюзии разбиты, приходится отвечать на вопрос «чем занимаешься?», а на него сложнее найти подходящий ответ.
— М-м-м… — снова тянет он, постукивая пальцами по стойке. — Прокатиться хочешь?
Скосив глаза, смотрю на широкую ладонь с длинными пальцами, интуитивно примеряя ее к своему телу.
Опять сглатываю, понимая, что если скажу да, обратного пути уже не будет.
Я хочу, чтобы он до меня дотронулся?
Каким бы состоятельным мужчина не был, я должна хоть немножечко его хотеть.
Скольжу глазами вверх по серому джемперу, под которым отчетливо угадываются мышцы. На груди и руках. По шее с выпирающим кадыком, сомкнутым, правильной формы губам, которые окружает очень мягкая на вид щетина, и, наконец-то, смотрю в его глаза.
Засунув одну руку в карман джинсов, смотрит на меня в спокойном ожидании.
Он красивый.
Колеблюсь, сжимая в руках сумку.
Трусиха!
За все три месяца на меня ни разу не обратил внимания кто-то вроде него. От него деньгами за версту несет, правда пока не знаю, какими именно. А еще от него несет подавляющей мужской энергетикой, и мне становится немного страшно. Таким как этот не повертишь, даже если вы всю жизнь женаты. Даже гипотетический муж из него никакущий!
Но если откажусь, он просто найдет другую…
Очевидно, что я — это первое подвернувшееся ему сегодня под руку. И это — моя удача.
— Хочу, — стараюсь звучать легко и непринужденно.
Мужчины не любят копаться в женских страхах и прочей психологии, поэтому я всегда строю из себя беспечальную и беззаботную.
Плавно и максимально грациозно спускаюсь со стула.
Я, плюс десятисантиметровые шпильки — это далеко не Жизель, а в нем метр восемьдесят пять, не меньше, потому что мой нос еле-еле достает до его подбородка.
Окружив сухими теплыми пальцами мое запястье, ведет за собой к выходу. Пытаюсь разогнать стучащую в ушах кровь и начать соображать хладнокровно и расчетливо, но для этого не мешало бы побороть клокочущее в груди волнение.
— Дай свой номерок, — говорит, обернувшись ко мне на выходе.
В ярком освещении вестибюля вижу, что глаза у него зелено-карие, и еще вижу, что с возрастом я не ошиблась. Ему около тридцати.
Его волосы и борода прекрасно гармонируют друг с другом и со всем остальным в его лице.
— Я сама, — освобождаю руку, делая шаг в сторону.
Бегло осмотрев меня с ног до головы, кивает на выход, говоря:
— Жду тебя на улице.
Развернувшись, уходит.
Топчусь на месте, жуя губы и глядя вслед высокой крепкой фигуре.
В его голосе, взгляде, жестах осязаемая ленивая скука по отношению к этому месту и ко мне в том числе.
Чем я буду его удивлять? Кажется, такого как он мне удивить нечем.
Выдохнув, забираю свое пальто и, зайдя в туалет, избавляюсь от сумки-мешка, в которой ношу сменную обувь. Я всегда возвращаюсь домой на метро, и кроссовки — это жизненная необходимость.
Выйдя на улицу, вижу его.
Положив руки в карманы джинсов, задумчиво смотрит в пространство.
Сырой осенний воздух забирается под мое платье. Заполняю им легкие, делая очень глубокий вдох.
Глядя на широкую спину перед собой, начинаю нервничать ни на шутку. У меня в жизни было два мужика, и вспомнить там особо нечего.
Теряю эту мысль, когда он молча обходит капот припаркованного у бордюра спортивного «Мерседеса» и открывает пассажирскую дверь, глядя куда-то сквозь меня.
Я не верю в сказочки про то, что мужчина должен любить тебя такой, какая ты есть, даже когда ты не накрашена. Уж богатый точно, но сейчас я чувствую себя абсолютно пустым местом, и от этого у меня сводит горло.
Лихорадочно пытаюсь придумать, о чем с ним говорить. Даже на глаз понятно, что общих тем у нас с ним ровно одна, и касается она того, что находится у меня между ног. Это все, что его во мне интересует. Я не уверена, что смогу это изменить, поэтому в очередной раз думаю о том, чтобы сбежать…
Нерешительно подхожу к открытой двери и, махнув рукой на капот, наигранно весело спрашиваю:
— Как называется этот цвет? «Пьяный маренго»?
Мой голос так позорно дрожит от волнения, что я краснею, делая вид, будто рассматриваю огромные черные литые диски «Мерседеса» за двадцать кусков. Я уже две недели работаю офис-менеджером в салоне «Мерседес» и представляю себе, сколько стоит двухдверный спорткар в последнем кузове и в таком безумном цвете…
— “Серый хамелеон”, — слышу я в ответ.
Подняв голову, встречаюсь глазами с прямым, полным ожидая взглядом. Но теперь, по крайней мере, он смотрит на меня, а не сквозь меня. И от этого я нервничаю еще больше.
Порыв холодного осеннего ветра ударяет в спину и подталкивает вперед, как чья-то невидимая рука.
Мужчина передергивает широкими плечами от холода, глядя на меня сверху вниз.
Я даже имени его не знаю. Только то, что его машина стоит, как просторная двушка в Московской новостройке.
Решайся!
Поежившись, ныряю в теплый кожаный салон и за мной тут же закрывается дверь.
Под рычание мотора вжимаюсь в кресло.
Кажется, я люблю скорость. Это плохо, потому что означает проблемы с инстинктом самосохранения, разве нет?
Терзая пальцами застежку сумки, кошусь на водителя.
Пытаюсь получше изучить черты лица человека, под которого собираюсь лечь после тридцати секунд общения.
Сжимая руль двумя руками, сосредоточенно смотрит в лобовое стекло.
У него разноцветная машина. Это говорит о том, что у него кроме денег есть фантазия. Мандражу внутри меня на это плевать.
Если про тебя забыли, выжди немного и напоминаю о себе сама. Это не какой-то мудрец, это из “Cosmo”. И ещё, если не знаешь что сказать, лучше помалкивай.
Мужчина выглядит глубоко задумчивым.
Мужчина…
Слово “парень” к нему ни с какого бока не применимо.
У меня никогда не было тяги к… мужчинам постарше, а сейчас я как вор скольжу глазами по крупному широкоплечему торсу, разведенным коленям, его выпирающему паху…
