class="p1">С другой стороны, новая религия делает человека из категории «малых мира сего» центром всего мирового процесса. Весь космос, все надприродные силы исполнены одной цели — его «спасения» и обретения им бессмертия, и евангельская мифология и новозаветные этико-нравственные максимы вертятся вокруг этой задачи.
Как общественное движение и как вероучение христианство с самого начала несло в себе и другие противоречивые моменты. Проповедуя антисобственнические, антигосударственные, уравнительные принципы, выражая ненависть к великой рабовладельческой Империи, отвергая «мудрость века» — многие старые этико-религиозные и социальные устои, возвещая равенство всех людей, первоначальное христианство отображает в категориях веры «горячие участки» самосознания и мироощущения социальных низов. Несомненно это имел в виду Энгельс, когда говорил о первохристианстве как о революционном элементе в истории человеческого духа древности[3]. Сходным образом оценивал эту сторону новой религии В. И. Ленин, подчеркнувший «революционно-демократический дух» и социальные «наивности» ее первого этапа[4].
Однако эти «стыки» христианства с социальной конъюнктурой породившего его общества не должны заслонить и другой его стороны, вытекающей из самой природы такой формы сознания, как религия, которая интерпретирует связи и реальности мира в мистических категориях трансцендентных сущностей. В первоначальном христианстве это выразилось в том, что реализация его социальных упований выносится по «ту сторону» реального бытия, перелагается на плечи иррациональных божественных сил. Воздаяние, возмездие, царство всеобщей справедливости «проектируется» в «будущем» мире, асоциальные мечтания о равенстве людей переводятся на уровень вероучительного равенства в грехе перед богом.
Противоречивость рассмотренных здесь слагаемых идеологии новой религии таила в себе уже с самого начала «гены» последующей трансформации первохристианства — отказ от исходных социальных «наивностей» и примирение с рабовладельческим государством.
Таким образом, марксизм, исходя из своего общего понимания исторического процесса, рассматривает возникновение христианства как закономерный поступательный этап в развитии религиозного сознания древнего мира. Новая религия была обусловлена всем ходом социального и духовного развития рабовладельческого общества. Она возникла как продукт его распада и как иллюзорный выход из неразрешимых общественных противоречий. В своем развитии христианство претерпело существенную эволюцию. Возникнув как религия низов — рабов, вольноотпущенников, бедноты, оно поначалу усвоило некоторые социальные принципы, порождаемые мировосприятием ной среды и подрывавшие идеологию, этико-нравственные устои и ценностные установки разлагающегося мира.
В дальнейшем, в условиях углубления общего кризиса рабовладельческой формации, существенно меняется социальный состав христианских общин и сами их социальные принципы. «Забыв», по выражению В. И. Ленина, о «наивностях» первоначального христианства с его демократически-революционным духом»[5], оно теперь оправдывает рабство, освящает частную собственность, становится пл путь превращения в государственную религию. Заключительный этап этого пути приходится на начало IV в. — время правления римского императора Константина. Как раз здесь Энгельс усматривает принципиальный водораздел между ранним христианством, обнимающим три столетия его существования, и «мировой религией императора Константина, формулированной Никейским собором»[6], когда она вступила в союз с рабовладельческим государством, которому некогда предрекала близкую гибель и которое расценивала как олицетворение мирового зла.
Внутри этих первых трех веков, обозначаемых в историографии как раннее христианство, могут быть намечены и некоторые дифференцирующие общую картину внутренние рубежи, из которых наиболее зримым представляется время, когда, с одной стороны, многие элементы вероучения стабилизируются в последних редакциях новозаветных произведений, а с другой — происходит нарастающее изменение социального состава раннехристианских общин и соответственно изменение нигилистического отношения к «плотскому» началу — к внешнему миру. Для дутого периода характерно широкое развитие оппозиционных течений, ересей внутри самого христианства.
По степени своей изученности эти первые в двухтысячелетней истории христианства этапы его развития существенно различаются. Довольно хорошо представлено источниками и изучено христианство эпохи Константина. Относительно полно разработаны проблемы предшествующего ему раздела. Но самый начальный период, охватывающий первый век христианства, период, когда происходил основополагающий процесс «плавки» из разных социальных, философских, религиозных компонентов повой религиозной системы, ввиду недостаточности исторических свидетельств оказался наименее раскрытым.
Последние три десятилетия изменили положение. Ряд крупных научных открытий и находок, сделанных в этой области, а также новые исследования отдельных аспектов темы открыли возможность более глубокого освещения и этого начального периода. Вместе с тем назрела необходимость анализа и систематизации тех общих концепций, которые, складываясь и сменяя друг друга на протяжении веков, в конечном- счете являлись выражением насущной необходимости для этого раздела науки, — создания общей теории возникновения христианства.
Эти вопросы и составляют содержание книги.
Глава I
ЭПОХА ФОРМИРОВАНИЯ ХРИСТИАНСТВА
СОЦИАЛЬНЫЕ, ИДЕЙНЫЕ,
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ
Таким образом, имеется бесконечное количество перекрещивающихся сил, бесконечная группа параллелограммов сил, и из этого перекрещивания выходит одна равнодействующая — историческое событие.
Ф. Энгельс
Трижды на протяжении примерно полутысячелетия и одном и том же районе возникали мировые державы, державы-гиганты, силой оружия собиравшие в единый политический организм множество разрозненных народов и государств. Древнейшая из них — персидская монархия, простершаяся в период наивысшего могущества (конец VI в. до н. э.) от Бактрии, Согдианы, Вавилонии на востоке до Греции и Египта на западе. Другая — огромная монархия Александра Македонского (30-е годы IV в. до н. э.), которая протянулась от Македонии и Египта на западе до пределов Индостана на востоке. Третья — Римский держава, имея исходной точкой Апеннинский полуостров, подчинила своей власти безмерное множество народов и государств от Египта и верхней части Месопотамии на востоке до британских и испанских берегов Атлантического океана на западе, так что Средиземное море и почти все Черное море стали своего рода внутренними озерами этого сверхгигантского политического организма.
Последствия этих событий для истории древнего мира огромны и разносторонни. Они в известной степени определили исторический путь Средиземноморья на многие столетия. И одной из существенных черт этого пути оказывается синкретизм и синтез — смешение и более органичное соединение многих элементов общественного бытия Востока с греко-римским миром. Разнородные формы и уровни цивилизаций, социально-экономических укладов, общественных установлений, политических устройств, религий вступали здесь, в этих государствах-гигантах, в сложные отношения противостояния и взаимосвязи, отрицания и заимствования. Эти противоречивые тенденции явились мощным катализатором происходивших здесь процессов сплавления локальных культур и цивилизаций, с их ограниченными горизонтом и задачами, в более всеобъемлющие и широкие культурно-исторические образования.
Римская мировая держава — определенный этап на этом пути. Ко времени, которое можно непосредственно назвать эпохой формирования христианства, римское общество в определенном отношении находилось на повороте истории. В ореоле социальных и политических битв — восстания рабов, под руководством Спартака, заговора Каталины, «пробных» диктатур Суллы, Цезаря, Антония — заканчивала свое существование римская Республика. Наступил период Империи[7].
Эта смена
