class="p1">— Совершенно нет. Ничего. Телеграмма — единственное, чем я располагаю, за исключением чека. Он — ваш, если вы согласитесь ехать. Само собой, дорожные и прочие расходы оплачиваются отдельно.
Холмс, проглядев чек, положил его на столик. Я скосил глаза. Сумма была не безумная, но более чем удовлетворительная.
— Следовательно, принц ждет, что я поеду в Россию, не имея представления о сути дела?
— Получается, так. Вы и доктор Ватсон.
— Обо мне в телеграмме нет ни слова, — мне казалось, что парень знает больше, чем говорит.
— В этой — нет, но дядин поверенный Браун получил указания оплачивать расходы двух человек.
— Ваш дядя предусмотрителен, — что еще оставалось сказать?
— Где вы остановились? Я… Мы дадим ответ завтра, — Холмс вернул чек посетителю.
— Очень хорошо. Вот мой адрес. Мы могли бы отправиться, если вы, конечно, примете предложение, завтра вечером.
— Вы тоже едете в Россию?
— Да. Вакации. К тому же вам потребуется переводчик, не так ли? Я и буду этим переводчиком.
Константин Фадеев откланялся.
— Боюсь, в моей картотеке Россия остается белым пятном.
— Самое время вывести его, Холмс, — я видел, что мой друг колеблется.
— Ватсон, Ватсон… Десять лет назад я бы без раздумий тронулся в путь, — он взял кочергу, отложенную на время беседы с клиентом. — Я, как эта кочерга, еще годная в дело, но далеко не новая. Помните, нам ее попортил доктор Ройлотт? Тогда я выправил ее довольно небрежно, а сейчас… — он напрягся, и едва заметное искривление исчезло.
— Вот видите, Холмс!
— Пустое, — но видно было, что Холмс доволен.
— Так мы отправляемся, Холмс?
— Ватсон! Я не решался вас просить. Россия далековато, это не Ливерпуль.
— Пустое, — вернул я словцо Холмсу. — Если едете вы, еду и я.
— Тогда собирайте чемодан, Ватсон. Едем туда, где мы нужны! — хандра исчезла. Холмс вновь был заряжен бодростью, лучшим видом энергии. Он нужен! Его позвали на помощь!
Я радовался вместе с другом. Господи, если бы его пригласили на Южный полюс искать пропавшего Скотта, пришлось бы покупать шубу.
* * *
Описывать дорогу подробно я не стану. Поезда двадцатого столетия променяли романтику на комфорт. С точностью хороших часов пролетали мимо города и страны, пролетали и уходили в прошлое, во вчера.
Холмс, верный своему правилу не ставить телегу впереди лошади, не строил предположений, не имея фактов по делу, а отдыхал — спал, с аппетитом ел, опять спал, а, бодрствуя, отказывался от газет, предпочитая оттачивать дедуктивные способности на незнакомцах, гуляющих на остановках по перрону. Я скучал — газеты были одни и те же, мы везли их с собой, а континентальные, особенно после того, как нас миновала Франция, вернее, мы ее миновали, прочесть мог разве полиглот. Поэтому я немного писал, а оставшееся время пытался подражать Холмсу.
Наш Вергилий, Константин Фадеев, рассказывал о работодателе. Мы действительно направлялись к самому цвету русской аристократии. Итак, «дядя» — принц Ольденбургский Петр усердно занимается свекловодством и сахароварением в поместье матери, Евгении Максимилиановны, Великой княгини, племянницы Александра Первого, принцессы по мужу. Муж ее, отец нашего клиента, принц Александр Ольденбургский — любитель и покровитель наук, известен в ученом мире как археолог, химик и оптик. Жена «дяди», принцесса Ольга — сестра ныне царствующего Императора Николая Второго. Имение Рамонь — это семь тысяч десятин пахоты, около пятнадцати тысяч акров; лес, замок, сахарный завод, кондитерская фабрика. Ольденбургские-старшие живут в замке, Ольденбургские-младшие — неподалеку в имении Ольгино. Разумеется, помимо Рамони семья владеет огромными угодьями, дворцами и многим, многим и многим во всех уголках громадной России.
На Холмса перечисление титулов, земель и богатств впечатления не произвело — до отъезда он внимательно просмотрел Готский Альманах.
Тогда Константин перенес внимание на меня: несколько раз он робко намекал на то, что ощущает непреодолимую тягу к сочинительству, пробует себя в литературе, не мог бы я дать какой-нибудь совет начинающему автору. Я не люблю давать советы, даже медицинские, и отговорился тем, что русская литература мне, как иностранцу, недоступна. Пусть Константин обратится к своим великим соотечественникам.
— Великие умерли, — вздохнул студент, но более мне не докучал.
На четвертые сутки мы добрались до места. Почти добрались. На небольшой станции мы покинули экспресс.
— До имения десять миль, — Константин огляделся. К нам спешили двое. — Это за нами.
Встречающие подхватили наш багаж.
— Как же мы будем добираться? — от долгой езды мне казалось, что все вокруг так и норовит сорваться с места — вокзальчик, деревья, сомнительное строение, пахнущее лизолом.
Холмс поддержал меня за локоть.
— Кружится голова?
— Спасибо, Холмс. Проходит.
Мы шли вслед за Константином.
— Надеюсь, идти не десять миль?
— Что вы. Уже пришли, — он подвел нас к небольшому составу, паровозик и вагон. — Дядя построил ветку до Рамони.
Вагон оказался роскошным салоном — специально для встреч дорогих гостей, пояснил Константин. Его одного бы так не встречали.
— Как-то будут провожать? — рассмеялся Холмс.
Лес подступал прямо к полотну, еще немного, и ветви деревьев заколотят по вагону.
В салон вошел слуга.
— Он спрашивает, не угодно ли чего господам, — перевел Константин.
— В каком смысле — не угодно? — поинтересовался я.
— Чаю, водки, закуски.
— Но ведь имение рядом.
— Точно так-с.
— Мы, пожалуй, обойдемся.
Лес отступил, посветлело.
— Еще минут пятнадцать, — Константин глянул в окно.
Потянуло дымом, гарью.
— Никак, пожар, — я тоже выглянул наружу. Невдалеке горел подлесок — трава, кустарник, а несколько мужиков пытались сбить огонь ветками.
Константин поговорил со слугой.
— Засуха. С Мокия нет дождя.
— С Мокия?
— Наш православный святой. Другими словами — с середины мая. Если в скором времени не приударит дождик, плакала свеколка. Сухие грозы землю жгут, говорят мужики.
Пожар казался невелик, я предположил, что с ним управятся.
— Потушат, барин, не впервой, — переводом своим Константин доказывал, что литература так просто от него не отделается.
Поезд замедлил ход.
— Вот и приехали.
Экипаж стоял напротив вагона. Нам не пришлось даже касаться багажа: все сделали слуги.
— Где же завод, замок? — я сел рядом с Холмсом, Константин — напротив.
— На правом берегу реки. Туда идет узкоколейка, уголь, серу, известь возят, свеклу, а обратно — сахарок, конфеты.
Кучер тряхнул вожжами, и мы тронулись. Меж деревьев голубела река.
— Это наша речка, Воронеж. Проблемы с мостом — надо строить каменный, под тяжелый состав.
Мост и вправду был неказист: деревянный, на сваях, выкрашенный в темно-зеленый цвет, он напоминал замшелого дракона, притворявшегося спящим, в надежде на рассеянного путника, который примет его за настоящий добропорядочный мост.
А дальше, дальше и выше, стоял замок детских снов — с кокетливыми зубчатыми башенками, стрельчатыми окошками и всеми
