Книга Феномен одиночества - Деймас Рэд

Песчинки скрипели на зубах, набирались на седле, покрывали одежду, а когда я изредка сбрасывал дрёму и оглядывался по сторонам, сыпались с широких полей шляпы из войлока. Несколько часов назад над очередным барханом показался купол дворца Самфири (столица Парула, крупнейшего из трёх округов Талима, объединяет семь оазисов-городов, и около пятисот мелких оазисов, примечание авт.), караван оживился. Я на протяжении всего пути пытался понять этих людей. Что заставляет их жить в этом аду? Космопорт всегда к их услугам. Любой мир готов принять всё население Талима, но они остаются здесь. Живут почти в условиях каменного века и радуются каждой секунде каждого дня. А если приходит беда, то они смотрят на неё словно со стороны, никогда не переживают и не тратят воду на слёзы; они не сдаются, а идут дальше.

– Слава, ты сегодня увидишь прекраснейший из городов Талима! – ко мне подъехал проводник Радим, и из-под его капюшона сверкнула улыбка, а глаза горели от возбуждения.

– Самфири, столица Парула, самого большого княжества, – ответил я эхом, заворожённый открывающимся видом.

Таких городов нет больше нигде. Построенные из камня примитивными инструментами, здания восхищали своей красотой и лёгкостью, неисчислимые мостики и переходы между домами создавали сложнейшую сеть пешеходных дорожек, белый цвет отделки верхней части самых высоких башен отражал свет звезды и был виден за сотни километров, сам дворец будто парил над городом и пустыней, несмотря на массивное основание, его купола находились на такой высоте, что всё строение было изящным и стройным. Всё это великолепие было опутано системой водоносных каналов, повсеместно расположенными висячими садами, фонтанами. Вода лилась отовсюду, стекала по желобам каменной кладки, давая жизнь разнообразным мхам, выбивалась тонкими струйками из сопел на крышах и испарялась, не долетая до земли, журчала в искусственных ручейках, крутилась в круглых бассейнах и, переливаясь через их края, стремилась дальше. Вода лилась в Самфири, значит город жил.

Подъезжая к защитным стенам, караванщики сняли носовые дыхательные фильтры, влажность воздуха стала допустимой и незащищённый вдох уже не вызывал боль и приступы бесконечного кашля.

Радим сделал жест рукой, указывая мне отделиться от купцов с товаром и пройти через "ворота неимущих", чтобы не задерживаться на полный осмотр.

Я снова почувствовал себя песчинкой – толщина стен была такой, что вход тянулся с десяток метров, свод многотонной тяжестью нависал над головой, заломило в висках. У самого выхода двое стражников деловито похлопали меня по карманам – я заметил на их руках периферию таможенных сканеров, но пояса оттягивали вполне архаичные ятаганы – и без единого вопроса впустили внутрь.

Радим уже ждал меня, он сдал дарменов (потомки земных верблюдов-дромедаров; сильные, выносливые животные, имеют на спине один горб, отличаются от предков большими размерами и твёрдым панцирем, состоящим из отдельных пластин, максимальная скорость с грузом достигает 100-110 км/ч, грузоподъёмность 250-270 кг, прим. авт.) в ангар и болтал с лоточниками, торгующими всякой снедью и дешёвой выпивкой. Туристов здесь было множество. Они в основном сбивались в группы, в ожидании своих сопровождающих, и бестолково толкались на обширной площади, выполняющей роль тамбура. Одеты они были пёстро, легко, совершенно не по местному климату, диктующему моду на многослойную, укутывающую тело одежду, войлочные шапки и шерстяные плащи. Они прибывали на транспорте прямо в город и пустыню видели через окна кондиционируемых флаеров.

– Слава, пойдём, я покажу тебе самую красоту Самфири, которую не увидят эти, – Радим небрежно кивнул в сторону ближайшей кучки приезжих.

Он старался мне всячески угодить, а я всё думал: это из-за щедрой оплаты или он действительно славный, добрый, весёлый парень. Работа на отдел особо тяжких преступлений накладывала свой отпечаток, и я уже привык присматриваться к каждому встречному, выискивая скрываемые пороки – уже несколько десятков лет своей жизни выгребал мусор в колониях.

Я поправил ремни небольшого рюкзака и бодро двинулся за своим гидом. Мы продвигались, останавливаясь во множестве красивых мест, спокойных и тихих: Радим не солгал, честно отрабатывая гонорар, демонстрировал мне внутренний мир города падающей воды; чуть задержавшись в том или ином закоулке можно было услышать, увидеть, ощутить, как бьётся могучее каменное сердце. Простая жизнь людей оказалась как на ладони: босые ребятишки в пёстрых рубашках до колен играли в тени деревьев, порой откровенно смеялись или громко ревели, шумели или тихо шептались, задумывая очередную шалость; женщины занимались стиркой, готовили пищу, болтали, отложив на время дела, спешили куда-то или просто отдыхали, заодно присматривая за детьми или занимаясь мелкой ручной работой; мужчин попадалось мало, в основном лоточники, торговцы мелочёвкой. Почти всё взрослое мужское население сейчас работало: в недрах города обслуживало машины, поддерживающие системы водоснабжения, канализации, подачи энергии, трудилось на фабриках – несмотря на то, что туризм был крупным источником доходов, колония могла вовсе обходиться без внешнего мира, а вот мир нет – здесь рождалась треть всех новых материалов цивилизации.

– А знаешь, почему на Талим хотят попасть все хоть раз в жизни? – спросил Радим, хитро щурясь.

– Это уникальная самобытная колония с удивительным климатом и потрясающими по красоте городами-оазисами, – ответил я, цитируя рекламный проспект.

– Нет, друг… – Радим на секунду замолчал, глядя вдаль и облокотившись о каменные перила переходного мостика, – Нет, друг. Здесь есть место для сказки. Люди прилетают, чтобы иллюзия волшебства хоть на несколько дней захватила их. А мы, жители, делаем всё возможное, чтоб не разочаровать гостей. Всё, что ты видишь, служит этой иллюзии.

– А на самом деле сказки нет?

– Есть, конечно. Везде есть место для чуда, в любом месте вселенной, но тут любой человек, даже полностью лишённый фантазии разглядит волшебство. Мы делаем всё для этого.

Мне показалось, что мой гид сейчас думает о чём-то очень личном, его лицо стало одновременно грустным, печальным и светлым, одухотворённым. Он видел во мне богатого туриста, хотел объяснить словами давно занимающие его мысли. Он снова посмотрел на меня, в его карих глазах мелькнула надежда, быстро сменившаяся привычным разочарованием. Радим был вовсе не прост. Его живой ум никак не мог смириться, что большинство туристов просто пялились на ЕГО мир словно сквозь клетку вольера с экзотическими животными. Мне стало не по себе. Я положил руку ему на плечо и улыбнулся:

– Друг, я хочу увидеть Талим твоими глазами и прости, если чего-то не пойму.

– Спасибо, – Радим ещё раз посмотрел на лежащие внизу кварталы, – нужно идти дальше, немного осталось. Я надеюсь, твои картины, Вячеслав, будут зеркалом Самфири, а не выдуманными тобой карикатурами.

Теперь я всерьёз забеспокоился: а не зря ли выбрал легенду художника – рисовал я неплохо,