покачивался одуванчик. Словно рос одуванчик не на этой земле, искромсанной, изрытой тысячами осколков. Словно и войны не было.
Пулеметчик прекратил огонь, наверное, проверял, достиг ли своей цели. Наступила жуткая своей неопределенностью тишина. И в это напряженное ожидание неизвестности ворвалось как вихрь воспоминание, связанное с солнечным летним днем последнего предвоенного года…
…Жила-была в соседнем доме на окраине маленького городка, каких немало на Волге, забияка девочка. Не раз будущему лейтенанту приходилось испытывать на себе последствия ее озорства. Злился, но терпел, понимал, что негоже парню связываться с девчонкой. Потом военное училище, первый отпуск. Приехал в родной город, встретил соседку и ахнул: это была она и не она. Только глаза выдавали ее, прежнюю, озорную. Взглянул на нее лейтенант и потерял покой.
Через несколько дней случайно встретил соседку в городе да так и не отошел от нее. Будто бы шли домой, да незаметно для себя прошли весь городок и оказались на опушке буйно зеленевшей березовой рощи. Соседка много смеялась, а с лица лейтенанта все время не сходила счастливая улыбка.
— Ты сама как березка! — вслух сказал он.
Брови девушки подскочили вверх, взгляд стал серьезным, почти жалобным.
Всего несколько слов, но почему-то долго потом она молчала.
Случайно под ногами оказался пушистый одуванчик. Девушка сорвала его. Лейтенант негромко проговорил:
— Смотри, какой пушистый, какой-то веселый… Если бы и наша с тобой жизнь…
— Чья жизнь? — тихо спросила соседка.
— Наша! — с вызовом сказал Бирюков.
— Подует ветер, и все может улететь, — будто про себя промолвила девушка.
— Не может улететь. Попробуй!
Девушка подула на пушистую головку одуванчика. Белым пухом разлетелись зонтики в воздухе, но все же некоторые из них уцелели на ножке.
— Значит, исполнится!
Она так и не согласилась ответить, о чем загадывала…
С нетерпением ожидал Бирюков отпуска на следующий год. Да не довелось попасть снова в волжский городок. Вот и привели его дороги войны на этот клочок земли. И такой родной показалась донецкая степь с ее неизменной полынью, запахом чабера по вечерам, когда выпадала скупая роса, с крохотным одуванчиком, что рос всего в полуметре от его глаз.
Вражеский пулеметчик снова принялся поливать пулями землю. Неудержимая ярость овладела лейтенантом. Выждав, когда оборвалась пулеметная очередь, Бирюков вскочил и огромными прыжками устремился вперед. Он бежал зигзагами, резко меняя направление, не слышал и не знал, стреляют ли по нему. Заметил еле различимую впадину, образовавшуюся от стока дождевой воды, метнулся к ней, упал. Он не чувствовал боли ни в разбитых коленках, ни в расцарапанных в кровь ладонях. Сейчас он жил одним — только траншея! Доползти, добежать к ней во что бы то ни стало!
Теперь Бирюков уже не отдыхал, он упорно полз по впадине, укрывавшей его от пуль. Подсознательно уловил нарастающую трескотню автоматных и винтовочных выстрелов. «Пожалуй, наши заметили, прикрывают!»
Впадина окончилась. Лейтенант взглянул на часы: было ровно двенадцать. Он находился на поле боя всего пять минут…
Мощный нарастающий гул в воздухе заставил его оглянуться. Строй серебристых «илов» надвигался на него. Задрожала земля. В реве авиационных моторов растворились все звуки. Грохот пушек возвестил о начале атаки штурмовиков.
— Ура-а! Братцы помогли! — в восторге закричал Бирюков.
Руки, ноги спружинили, он вскочил и побежал.
— Еще! Еще немного!..
И вот, когда до траншеи осталось каких-то пять шагов, Бирюков почувствовал внезапный толчок. Он упал, перевернулся через голову. «Неужели это случилось именно сейчас?..» Схватился за ногу и сразу все понял: виновата щегольская планшетка, купленная в далеком тылу. Это она ударила его в бедро. Рванул, отбросил планшетку в сторону. Тут же вскочил…
В траншее лейтенанта подхватили чьи-то заботливо подставленные руки.
— Не так швыдко, хлопец! Мабудь, в сорочке родывся, если остался жив.
Бирюков диковатыми глазами посмотрел на стоявших около него бойцов, хрипло выговорил:
— Где замкомбата? Скорее!..
Пожилой солдат молча подал ему флягу с водой. Вода была теплой, с каким-то солоноватым привкусом. Но Бирюков опорожнил флягу до дна и, возвращая владельцу, виновато улыбнулся.
— Ось теперь видно: отошел, — тоже заулыбался солдат. — Сейчас проводимо тебя до начальства…
Вскоре началась атака. Восторженное настроение, овладевшее лейтенантом, не покидало его в течение всего боя. Когда танки пошли вперед, он одним из первых выскочил из траншеи. До потери голоса кричал «ура», падал, снова вставал, подчиняясь общему порыву. Споткнулся о колючую проволоку заграждения, смятого мощной «тридцатьчетверкой», зло выругался, так, как никогда не ругался раньше. Выпрямился и бросился догонять своих.
Пришел Бирюков в себя лишь за поворотом неприятельской траншеи, где наскочил на майора, с которым разговаривал в штабе полка.
— Лейтенант?! Молодчина!.. Ну, счастье твое, что авиация помогла. Не знал? То-то. Погоди, все будешь знать!..
Вид у майора был совсем другой, чем раньше, в штабной землянке. Лицо его сияло.
К своему удивлению, неподалеку от майора Бирюков заметил командира батальона.
— А… вы как сюда? — оторопело выговорил он. Лейтенант полагал, что комбат по-прежнему находится на наблюдательном пункте.
— Как и майор, — улыбнулся одними глазами комбат. — А ты действительно молодец! Чувствую, повоюем вместе, а там и до фашистского логова доберемся. Не сробеем, лейтенант?
— Нельзя. Робеть некогда, товарищ капитан! — с подъемом ответил Бирюков.
— Правильно! Смелые мне нужны!..
Огромной силы взрыв потряс землю. Капитан приподнялся над краем траншеи.
— Готово! Последний бронеколпак подорван!
Раздалась пронзительная трель свистка, потом голоса:
— Ата-а-ка!.. Вперед, вперед!..
Бирюков хотел вместе с солдатами выскочить из траншеи, но майор задержал его:
— Куда? Вы не рядовой солдат, а начальник штаба батальона! Вспомнили? Возьмите на себя левофланговую роту. Там что-то отстают…
Выслушав приказ, лейтенант откозырял и бегом направился на левый фланг. Он впервые приступал к выполнению своих командирских обязанностей.
СИЛА ДРУЖБЫ
Рассказ
— Меня назначили в полет с Колесником? — не то протестуя, не то спрашивая, повторил младший лейтенант Николай Барков, и тень пробежала по его лицу.
Товарищ, принесший это известие, утвердительно кивнул головой и понимающе улыбнулся. Может быть, это только показалось Николаю, но он тут же отвернулся и замолчал. «Опять?..»
Не раз он видел такие улыбки на лицах сослуживцев, и всегда они появлялись, когда сталкивались в разговоре имена Александра Колесника и его, Николая Баркова. Видимо, товарищи заметили, что с некоторых пор Николай относится к Колеснику очень холодно, даже не разговаривает. Они не раз пытались спрашивать и того и другого о причинах, но Барков в ответ только хмурился и краснел, а Колесник недоуменно разводил руками:
— Чего не знаю, того не знаю. Кошка неизвестного цвета, что ли, пробежала?..
Их отношения испортились внезапно.
Однажды весной Николай Барков и