и в прежние времена внушает ему некоторый страх. Она вроде как бы давала ему заметить, что он забыл побриться, а кроме того, у него было такое ощущение, словно он проглотил какое-то снадобье и от этого снадобья у него неприятно наливаются руки и ноги.
– Славное утро, – осторожно начал Сэм.
– Как будто. Я еще не выходила.
– Вот решил заглянуть к вам, поглядеть, как вы живете…
– Очень любезно с твоей стороны. Утром я всегда занята, но… да, это очень любезно с твоей стороны…
Наступила новая пауза.
– Как вам нравится Америка? – спросил Сэм.
– Ужасно не нравится.
– Вот как? Конечно, некоторым не нравится, – сказал Сэм, – в особенности запрещение продажи спиртных напитков, ну и все прочее. Лично мне это безразлично. Я могу пить, могу и не пить. Мне Америка нравится. Я прекрасно провел здесь время. Все ухаживали за мной, как за богатым дядюшкой. Я ездил в Детройт, знаете, и жители буквально предлагали мне в подарок весь город, да еще спрашивали, не пожелаю я взять и другой в придачу. Ничего подобного я еще не видал. Может быть, я какой-нибудь не разысканный наследник? По-моему, Америка величайшее в летописях мира изобретение.
– А зачем ты приехал в Америку? – спросила миссис Хайнетт, ничуть не растроганная этой рапсодией.
– О, я приехал играть в гольф… Участвовать в турнире, понимаете?
– По-моему, в твои годы, – неодобрительно заметила миссис Хайнетт, тебе следовало бы заниматься чем-нибудь более серьезным. Неужели ты только и делаешь, что играешь в гольф?
– О, нет! Я играю немножко в крикет, немножко охочусь, недурно плаваю, а при случае опять же играю в футбол.
– Удивляюсь, как это твой отец не заставит тебя заняться чем-нибудь более серьезным.
– По правде говоря, он, кажется, начинает подумывать об этом. К тому же отец полагает, что мне следует жениться.
– Он совершенно прав.
– Думаю, что Юстес тоже женится на этих днях, – проговорил Сэм.
Миссис Хайнетт вспылила.
– Почему ты это думаешь?
– Что именно?
– Да что он женится?
– Просто потому, что он немного романтик в душе. Пишет стихи и все такое прочее.
– Не думаю, чтобы Юстес женился. Он очень робок. Любит уединение и редко встречается с женщинами. Он почти анахорет.
Сэм хорошо знал это и нередко жалел своего родственника. Он любил кузена той особой покровительственной любовью, которую питают люди с сильными мышцами к существам более слабым, и всегда думал, что если бы Юстес не уединился в «Веретена» с женщиной, которую он, Сэм, всегда считал домоседкой, из мальчика, пожалуй, вышел бы толк. Как в школе, так и в Оксфорде, Юстес, если и не отличался в области спорта, то был все же веселым и славным малым. Сэм вспоминал, как будучи в школе, Юстес с самым бесшабашным видом разбивал ночной туфлей, колпаки газовых рожках, а в Оксфорде довольно храбро играл на рояле, имитируя Франка Тинни, одного из самых шикарных студентов в колледже Троицы. Да, у Юстеса была здоровая сердцевина, и очень жаль, что он позволил матери закопать себя в деревне, далеко от всех и вся.
– Юстес возвращается в Англию в субботу, – сказала миссис Хайнетт. В ее тоне прозвучала нотка сожаления, Она не расставалась со своим сыном с момента его приезда из Оксфорда и охотно оставила бы его при себе и теперь, но это было невозможно. Необходимо было, чтобы он вернулся в «Веретена», пока она еще пробудет в Америке. Нельзя же оставлять так долго дом во власти прислуги, которая может вытоптать цветочные клумбы, исцарапать полированные полы и позабыть накрыть на ночь салфеткой клетку с канарейкой. – Он отправляется на «Атлантике».
– Великолепно! – воскликнул Сэм. – Я тоже еду на «Атлантике». Сейчас же пойду в пароходную контору и справлюсь, не дадут ли нам общую каюту. А где он будет жить, когда приедет в Англию?
– То-есть как это где? Конечно, в «Веретенах»! Где же еще?
– Я думал, вы сдали ваш дом на лето?
Миссис Хайнетт посмотрела на него так, точно перед ней был сумасшедший.
– Сдала свой дом на лето? Как могла прийти тебе в голову подобная мысль?
– Мне казалось, будто отец говорил, что вы сдали дом какому-то американцу.
– Ничего подобного!
Сэму почудилось, что тетка с каким-то особенным раздражением отвечает на его вопросы. Он не мог знать, что разговоры о сдаче дома уже давно раздражают миссис Хайнетт. Несколько человек просили ее сдать им «Веретена». Больше того, наниматели прямо осточертели ей. Какой-то богатый толстый американец по имени Беннетт, которого она встретила в доме своего брата в Лондоне и затем пригласила к себе, буквально влюбился в местность и просил миссис Хайнетт назначить за дачу какую угодно цену. Не довольствуясь этим, он преследовал ее своими просьбами по радио, в то время как она уже плыла по океану, и продолжал морочить ей голову даже после того, как она прибыла в Нью-Йорк. Не успела миссис Хайнетт прожить в Америке и двух дней, как к ней явился некий мистер Мортимер, который отрекомендовался закадычным другом мистера Беннетта, и снова возбудил вопрос о сдаче в наймы ее дома. В течение целой недели мистер Мортимер пытался заставить ее изменить свое решение и прекратил свои визиты только потому, что ему самому пришлось уехать в Англию. Но дело на этом не кончилось. Как раз сегодня утром среди почты, адресованной на ее имя, миссис Хайнетт, нашла длиннейшую телеграмму от мистера Беннетта, едва не отравившую ей весь завтрак. Немудрено поэтому, что намек Сэма в мгновение ока вывел миссис Хайнетт из состояния обычного спокойствия.
– Ничто не заставит меня сдать «Веретена», – категорически заявила она, поднимаясь со своего места. Сэм почувствовал, что аудиенция кончилась, и, очень довольный этим в душе, тоже поднялся.
– Так я пойду поговорить насчет каюты, – сказал он.
– Хорошо. Я немного занята сейчас, делаю выписки для ближайшей лекции.
– Разумеется, я не стану прерывать ваши занятия. У вас, должно-быть, сейчас очень много работы… Итак, до свиданья.
– До свидания!
Миссис Хайнетт, хмурая, – ибо это посещение несколько взбудоражило ее и нарушило ясное расположение духа, столь необходимое для писания лекций по теософии, присела к письменному столу и начала просматривать заметки, сделанные ею накануне вечером. Не успела она сосредоточиться на работе, как дверь снова открылась, пропустив почтенную дщерь Ирландии.
– Сударыня, там пришел какой-то джентльмен.
– Это просто невыносимо! – вскричала миссис Хайнетт. – Разве вы не сказали ему, что я занята?
– Нет. Я провела его в столовую.
– Кто это? Репортер из какой-нибудь газеты?
– Нет. Он в цилиндре, а зовут его Брим Мортимер.
– Брим Мортимер!
– Да, сударыня.
