гибкое тело было смуглым от солнца, а движения ловкими, как у кошки. Из-под копны черных, словно уголь, и вьющихся, как стружка, волос парнишка смотрел на мир обезоруживающе невинным взглядом, но в его темных глазах угадывалось лукавство. Насвистывая от нетерпения, он помогал готовить виллу к прибытию гостей, а сердце его трепетало при мысли, что наконец-то появится Аманда.
Итак, выгоревшие на солнце ставни на окнах виллы были со страшным скрипом распахнуты настежь. Почтенная мамаша Агати и ее супруг, взявшие на себя уход за виллой, принялись выметать накопившуюся за зиму паутину и натирать белые деревянные полы. В это время Яни наблюдал за приведением в порядок главной террасы. Ее, как стратегически важный объект, следовало выскоблить тщательнее, чем все остальные помещения виллы.
Наконец настало утро, которого жители ждали с нетерпением. Это был день прибытия «Ионийской нимфы» — суденышка, бывшего для жителей Мелиссы единственной связью с Большой землей. Оно кренилось на правый борт, имело здоровенную пробоину в носу и грозило перевернуться в самую тихую погоду. Однако генерал-майор Зяблик любил на нем путешествовать. После каждого похода на этом утлом суденышке он чувствовал себя Магелланом или Дрейком, возвратившимся из полного приключений кругосветного плавания.
Но вот «Ионийская нимфа» благополучно пришвартовалась к причалу Мелиссы, и вскоре Яни Паниоти, забравшийся на самую высокую оливу, закричал своим односельчанам, что слышит чиханье мотора и видит густое облако дыма, — это единственное на Мелиссе такси мчало семейство англичан к деревне Каланеро.
Ликованье, охватившее аборигенов, когда такси с высокими гостями вкатилось на центральную площадь, не передать словами. Даже почтенный папаша Йорго, которому (вся деревня это знала) перевалило за сотню, и тот выполз поздороваться с гостями. От имени всех жителей деревни Зябликов приветствовал мэр Нико Ишакис — бочкообразный мужчина с огромными, как у моржа, усами. Обливаясь потом, он клялся быть всегда к услугам дорогих гостей. Явился даже чудаковатый Простак, чье круглое лицо неизменно украшала блаженная улыбка. По случаю праздника на его голове красовался старый котелок, подаренный ему генералом в прошлом году. Этот головной убор был для простака настоящим сокровищем, но еще драгоценнее был щегол, которого он всюду носил с собой в крошечной клеточке и к которому питал нескрываемую любовь.
Дары сыпались на гостей, как из рога изобилия. Здесь были корзины, полные апельсинов и лимонов, узелки с яйцами, орехами и миндалем и, конечно же, целое море душистых цветов.
Яни казалось, что за минувший год Аманда необыкновенно похорошела. С волнением она бежала по деревне, обнимая и целуя всякого встречного; ее золотые волосы сияли на солнце, а голубые глаза блестели от восторга. Яни словно тень следовал за нею, и с его смуглого лица не сходила улыбка. Наконец все немного успокоились.
— Ну, как вам Каланеро? — поддразнивая, спросил Яни, когда вся компания, оставив позади шум деревни, шагала прямиком к вилле.
— Как нам Каланеро? — улыбнулась Аманда, и ее глаза засияли на солнце, как сапфиры. — Да что тут говорить? Это наша деревня!
Когда приятели дошли до покрытых ржавчиной ворот виллы, восторженный энтузиазм Яни заметно уменьшился.
— Что ты такой скучный? — спросила Аманда. — Ты что, не рад, что мы здесь?
— Нет, что ты, я очень рад, — ответил Яни, — просто я волнуюсь.
— О чем?! — удивленно спросила Аманда.
— Это долго объяснять, — сказал Яни. — Встретимся сегодня вечером в оливковой роще. А пока до свидания, у меня еще есть работа.
— Ты хочешь рассказать нам что-нибудь интересное? — с любопытством спросила Аманда.
— Как раз нет, — сказал Яни. — Я хочу спросить у вас совета.
— Говори сейчас, что случилось, — потребовал Дэвид.
— Сейчас не могу. Только вечером, в оливковой роще, где нас никто не услышит, — ответил Яни и убежал назад в деревню.
К тому времени, когда брат и сестра добрались до виллы, миссис Зяблик и мамаша Агати дружными усилиями уже навели в ней живописный беспорядок. Миссис Зяблик, как ни старалась, не смогла осилить более четырех-пяти слов по-гречески; немногим лучше были лингвистические способности у мамаши Агати. И то, что они каким-то образом ухитрялись объясняться на смешении двух языков, было похоже на чудо. Генерал тоже распаковал свои пожитки, и в первую очередь — краски и мольберт, который тут же занял свое законное место на террасе.
— Правда, здесь замечательные люди? — спросила Аманда, блаженно подставляя лицо солнышку.
— Они очень добры, — сказал генерал, вдохновенно и тщательно малюя очередной пейзаж с кипарисами.
— Папа, ты уже в сотый раз мажешь эту картину, может, хватит, а? — спросил Дэвид. — Попробуй написать хотя бы под другим углом. Все равно ведь тебе не удаются деревья.
— Если ты считаешь, Дэвид, что в мои почтенные годы я должен брать у тебя уроки живописи, буду тебе очень признателен, — ответил генерал, не прерывая творческий процесс.
— Ты бы лучше рисовал, как Пикассо, — с ехидцей вставила Аманда, — так, по крайней мере, никто не будет знать, что ты этого не умеешь.
— Ступала бы лучше да помогла мамочке, — невозмутимо ответил генерал, — иначе она так и не сумеет объяснить мамаше Агати, что нам нужно на завтрак.
Аманда шутя вздохнула и отправилась прямиком на кухню, где миссис Зяблик безуспешно пыталась втолковать мамаше Агати, что такое яичница. Однако мамаша Агати знала яйца только в двух видах: сырыми и сваренными вкрутую, когда их красят красным на Пасху.
— Бесполезно, мамочка, — нетерпеливо сказала Аманда. — Если уж не можешь выучить греческий, так хоть не ставь ее в неловкое положение — она же понятия не имеет, о чем речь.
— Милая, но ведь все знают, что такое яичница, — изумилась миссис Зяблик. — Когда я была девчонкой, нам ее каждый день готовили на завтрак.
— Мам, Яни подарил мне букет необычных розовых цветов, — сказала Аманда. — Они там, в комнате. Может быть, поставишь их в воду, а я тем временем займусь завтраком?
С удовольствием освободившись от тягостной задачи объяснять, что такое яичница, миссис Зяблик отправилась в соседнюю комнату посмотреть на очередное пополнение своей коллекции. Тем временем Аманда довольно ловко организовала завтрак, заказанный отцом.
Стол накрыли на террасе. Генерал, благоухающий скипидаром для разведения красок, занял законное место во главе стола и принялся поглощать яичницу, закусывая ломтями поджаренного черного хлеба с маслом и толстым слоем любимого мармелада, который он специально привез с собой.
— Ну, ребята, что вы собираетесь сегодня делать? — спросила миссис Зяблик.
— Я хочу на Остров Гесперид[2], — сказала Аманда.
— Нет, — твердо сказал Дэвид. — Мы же не можем плыть туда без Яни, а Яни сегодня работает.
— Но я так хочу
