не та наивная восемнадцатилетняя девочка. Между прочим, ты стала едкой и колючей злючкой, а это тебе не идет!
— Заткнись, — не выдержала она.
Гончаров рассмеялся.
— Ладно, еще раз извини! Может, заключим перемирие и в знак этого выпьем?
Улыбка, безусловно, очень шла Матвею, разбивая мрачный образ. За те два с половиной года, что они не виделись, он как-то возмужал. Гончаров не был мальчиком и тогда, когда они встретились в Москве. А сейчас перед ней стоял взрослый мужчина с легкой небритостью на смуглом лице и темными кругами под глазами. Интересно, сколько ему лет? Если он ровесник Ариана, то старше ее лет на семь-восемь, но если бы оказалось, что ему больше, она не удивилась бы. Он не был красавцем в общепринятом смысле этого слова. Темные глаза, прямой нос, красиво очерченные губы, волосы, как и прежде, длиннее, чем того требует мода или приличия, некая небрежность и ленивая расслабленность в движениях и позах. Вместе с тем белозубая улыбка и ямочки на щеках обезоруживали. А мужественность, сила и сексуальность, исходящие от него, притягивали, словно магнит.
Юля стала подниматься на второй этаж. Пройдя через холл, она распахнула двустворчатые двери и вошла. Девушка повернула включатель и огляделась. Комната, которую попросил приготовить Матвей Юрьевич, была, безусловно, одной из самых просторных и светлых в доме. И одна из самых любимых ею самой. Между собой они называли комнату синей. Здесь стены были покрашены в бледно-голубой цвет. На окнах висели тяжелые темно-синие гардины, украшенные золотыми вензелями. В цвет им был и огромный ковер на паркетном полу. Гарнитур из полированного орехового дерева был обит темно-синей парчой. Он включал в себя кресла, диван и оттоманку. Эта комната, как, впрочем, наверное, и все другие в доме, совмещала в себе сразу несколько функций. Здесь можно было работать, удобно разместившись у бюро. Принимать близких гостей за большим овальным столом, покрытым ажурной белоснежной скатертью. Но главное, и это нравилось девушке больше всего, в этой комнате, почти единственной во всем доме, был мраморный камин, украшенный лепниной и зеркалом в золоченой раме. Пространство меж окон занимали простеночные зеркала в тяжелых рамах из орехового дерева, крепившиеся к подзеркальникам. За китайской ширмой из того же дерева была спрятана кровать, рядом с ней — туалетный столик и фигурная миниатюрная тумбочка со светильником под абажуром. На стенах висели изысканные картины, написанные маслом. Красивая бронзовая люстра дополняла интерьер.
Войдя в комнату, мужчина бросил саквояж у дивана и скинул куртку.
— Да уж, как проста и незатейлива была жизнь русского дворянства! — усмехнулся он.
— Если тебя не устраивает проживание в Большом доме, я понимаю, без телевизора и интернета сложно обойтись, ты хоть сейчас можешь отправиться в визит-центр. Люкс свободен.
— Нет, дорогая, я намерен остаться здесь даже без телевизора и интернета! Видишь ли, бывают моменты, когда хочется побыть в одиночестве, наедине с собой и своими мыслями.
— Ты и одиночество? Мне кажется, это несколько несовместимо.
— Ну почему же? Иногда одиночество — это не так уж и плохо! Где-то в тишине всегда можно отыскать заплутавшую жизнь! Так почему бы не здесь?
Девушка не нашлась с ответом. Только взглянула на него с некоторым подозрением, будто ожидая подвоха, и взгляд ее был красноречивее любых слов.
— Что, так утомили московские красотки и тусовки в клубах? — не сдержавшись, съязвила Шарапова, снимая пальто и перекидывая его на спинку кресла.
— Можно сказать и так, — неожиданно не стал спорить Матвей. — А скажи-ка мне, Юлия Владимировна, в этом доме можно отыскать выпивку? Я бы не отказался от виски со льдом.
— На кухне есть! Я принесу. Располагайтесь, не буду Вам мешать! — сказала она и вышла из комнаты.
Честно говоря, идти одной через подземный ход на кухню, что размещалась в подвале южного флигеля, было жутковато. Но признаться в этом Матвею, а тем более попросить его сопроводить, она не могла.
Девушка спустилась по черной лестнице и вошла в гардеробную, а оттуда в цокольный этаж и быстро миновала узкий тоннель. Здесь свет не выключался, но все равно было страшно. На кухне Юлька вытащила из бара бутылку виски, достала ведерко со льдом, поставила на поднос стаканы, хотела было еще и лайм нарезать, но потом передумала, погасила свет и отправилась обратно.
Когда она поднялась на второй этаж и прошла в комнату, Гончаров сидел на корточках у камина и разводил огонь. Девушка поставила поднос на стол и присела на край стула, обитого синей парчой. Меж поленьев взвился огонь, и мужчина, легко поднявшись на ноги, обернулся. И каждый раз, когда его темные, непроглядные, как ночь, глаза останавливались на ней, желание провалиться сквозь землю вспыхивало с новой силой. Ее смущал этот внимательный, пристальный, немигающий взгляд.
Матвей, не говоря ни слова, подошел к столу, взял бутылку и, повертев ее в руках, стал отвинчивать пробку.
— А спиртное здесь что надо! — заметил он. — Выпьешь?
— Нет, — поспешно ответила она, не зная, куда девать руки.
Проигнорировав ее отказ, он плеснул в оба стакана немного спиртного, бросил по три кубика льда и протянул девушке.
— Возьми, согреешься и расслабишься! Я не съем тебя даже после пары глотков виски! К тому же не люблю пить один! — произнес он.
Юлька взяла протянутый стакан. На краткий миг ее заледеневшие пальчики коснулись его, теплых и нежных. И этого мимолетного прикосновения оказалось достаточно, чтобы почувствовать, как все дернулось внутри, будто ее прошиб электрический разряд. Матвей говорил, что давно и думать забыл о ней, а сюда приехал, чтобы отдохнуть, побыть в одиночестве и так далее. Но стоило лишь заглянуть в его бездонные глаза, и сразу становилось понятно, что все это только слова. Взгляд его говорил о другом. Он буравил ее и обжигал, раздевал, ласкал…
Матвей, приподнял стакан, мол, ваше здоровье, Юлия Владимировна, и, сделав глоток, опустился в кресло напротив, облокотился на спинку, закинул ногу за ногу. Не выпуская из рук стакан, он пододвинул к себе пепельницу и достал сигареты.
— Ты не возражаешь? — осведомился он.
— Нет, — ответила девушка и, позволив себе маленький глоток, почувствовала приятное тепло, разбегающееся по венам.
— Итак, что случилось, почему ты сегодня так поздно на работе? — спросил Гончаров без перехода и выпустил кольца сигаретного дыма.
— Ничего не случилось. Я часто остаюсь здесь допоздна. А сейчас меня не было в Сиренево целую неделю. Накопилось много дел. А тут еще предстоящее мероприятие. Начальник техслужбы вывел из себя и… — стала перечислять и осеклась она.
— И я под занавес! — закончил за нее мужчина. — Признайся,
