Игла легко входит в плечо, Моцарт даже не морщится. из кабинета со шваброй и совком выходит Люська:
— Уснула вроде. До чего девуля славная растёт!
Я испуганно смотрю на Фрола и на экран его телефона. Он рассматривает фото двух девиц в бикини. Нет, такой папа нам не нужен. Да и мы с Марусей ему тоже не сдались.
— Жду вас через пять минут! — На дрожащих ногах я иду к дверям операционной.
— И всё-таки я вас где-то видел, — раздаётся мне вслед, — и я вспомню где…
* * *
Фрол.
Борзянки объелась! Выставила меня из кабинета, как судья на скамейку запасных! В затылок я ей дышу, видите ли! А Коляна оставила. Непонятно в чём душа держится, а гонора хоть отбавляй… Опачки! Похоже, свет рубанули.
— Как вы тут? — просовываю голову в дверь.
Колян подсвечивает телефонным фонариком — зрелище то ещё. Над бедолагой Мо будто два инопланетных чудища склонились.
— Я же просила не входить! — вскидывается докторица. Луч фонаря, надетого поверх её шапочки, бьёт мне в глаза. Закрываюсь ладонью.
— Всё в порядке! Ветхий фонд. Мы уже привыкли работать в условиях шахты, — оборачивается девица, чуть не отходившая нас шваброй за разбитую витрину. Теперь мне в лицо лупит её светильник. Что за лампы у них там стоят?!
— Люська, сюда свети! — одёргивает её вредина.
Чёртов масочный режим! Одни глазюки, и те прячет. Ну и ладно! Что ж тут так воняет! А, мы какую-то гремучую смесь кокнули. Толкаюсь в другую дверь. Здесь хоть есть чем дышать, но темно. Окна во двор, что ли? Включаю фонарик. Два письменных стола с мониторами и лотками для бумаг, стеклянные шкафчики с лекарствами, диван со сбитым в кучу одеялом. Завалился бы спать с удовольствием. Вторую ночь не спать уже силы не те. Хоть посижу с закрытыми глазами. Плюхаюсь на диван. Скрипит, будто на нём… Танцевали. Кладу голову на спинку и вздрагиваю от шороха под боком.
— Ты кто? Дед Мороз? — Из-под одеяла выбирается девчушка лет пяти и смотрит на меня с неподдельным удивлением.
— Д-да, — неуверенно выдавливаю из себя.
Лучше побуду немного Дедом Морозом, чем напугаю такую кроху. Я вообще не умею разговаривать с детьми. Бог уберёг — своих пока нет. Правда некоторые настырные особы пытаются меня обвинить в отцовстве. Не далее как на той неделе вписался в ток-шоу «Тест на ДНК». Мадам одна потусила у меня пару лет назад с месяцок, а теперь ребёнка на меня повесить решила. Ха! Сейчас!
— А я думала, ты с белой бородой и в красной шубе, — девчонка выбирается из-под одеяла и подползает ко мне, — а ты в свитере и с чёрными щетинками. Молодой какой-то.
— Свитер красный у меня, — неожиданно для себя, включаюсь я в игру.
Она тёплой ладошкой касается моей щеки и улыбается:
— Колючий, как ёж. А я тебе письмо написала. Боялась, что опоздала. Витька с Анфисой месяц назад отправили… Только ты что-то рано.
В свете телефонного фонарика девчонку не рассмотреть, но хочется. Я бы её тоже потрогал. Погладил бы, как котёнка.
— Я письмо твоё не получил, вот решил сам приехать, — продолжаю я лепить горбатого.
Раздаётся щелчок, и на столе вспыхивает мягким светом настольная лампа.
— Я обезьяну хочу, — понизив голос заговорщицки шепчет девочка. — Живую!
Расплываюсь в улыбке, как чеширский кот.
— Этого добра у меня хоть отбавляй. Хочешь покажу?
— Как покажешь? — недоверчиво смотрит на меня малышка. Её серые глаза с опушкой из длинных чёрных ресниц удивлённо распахиваются. — Они же в Африке!
— В телефоне пока.
— Хочу! — она выбирается из-под одеяла и ползёт ко мне. Тёмно-русая прядь волос падает ей на лицо, я протягиваю руку и заправляю непослушный локон за ухо.
— А ты правда подаришь мне обезьяну? — останавливается малышка на полпути и склоняет голову набок.
— Честное дедоморозовское, — несу я какую-то чушь. Одним взглядом, вот этим поворотом головы, малышка окончательно пленила меня.
— Я стихи знаю. Если надо, сейчас расскажу.
Подхватываю малышку и усаживаю к себе на колени. Горин, что с тобой?! Ещё расплачься от умиления и здрассьте, старость! Тёплое тельце под хлопковой пижамой с котятами доверчиво жмётся ко мне. Я беру в ладонь крошечную пятку.
— Чего ноги-то холодные такие?
— А у меня всегда холодные. — Малышка устраивается поудобнее у меня на коленях. — Но вообще я не мерзлявая.
— Мерзлявая, — улыбка теперь никогда не сползёт с моего лица, что ли? — Где ты слово-то такое выкопала?
— Люська так говорит. — Малышка заглядывает мне в глаза. — Читать стихи?
— Читай, — киваю я. — Только давай мне в ладонь вторую пятку. Погрею.
Малышка сует мне в руку вторую ледышку и кашляет в кулачок.
— Не мерзлявая, а кашляешь. — Я выпускаю пятки из ладони и натягиваю одеяло малышке на ноги. — Вот, так теплее будет.
— А может сначала обезьян покажешь? — хитро прищуривается она.
— Уговорила. — Снимаю блок с экрана телефона и быстро смахиваю картинку заставки — она не для детских глаз. Нахожу фотки из своего питомника и показываю малышке:
— Вот, это Моцарт, он большой и сильный орангутан, а это Джоанна — его подружка.
— Такие огромные! — у малышки загораются от восторга глаза, но она тут же вздыхает: — Мне мама таких не разрешит. Она собаку-то не разрешает. Говорит, квартира маленькая.
Я обнимаю девочку и листаю дальше.
— Не расстраивайся, есть и поменьше обезьянки. Вот это шимпанзе Доня и Микки.
— Как они одеты смешно, — звонко смеётся малышка. — И кушают из тарелки!
— Да, но они жуткие хулиганы. А вот это макаки. Ворюги ещё те. Тащат всё, что не приколочено.
— А у нас и воровать нечего, — пожимает плечами малышка и снова поднимает на меня глазки. — Хочу всех, дедушка.
Снова недоверчиво смотрит на меня и добавляет:
— Какой-то ты всё-таки не дедушка совсем.
— Я его сын, — делаю серьёзное лицо и в голове всплывает старая сказка. — Декабрь. Сегодня мой первый день, вот я и пришёл.
Недоверие сменяется на детском личике восторгом:
— Декабрь? — Маленькая ладошка вновь касается моей щеки. — Младшенький значит.
— Типа того... — Нормально я ребёнку по ушам проехал. Выгонят из команды, буду на утренниках выступать. — Стихи будут?
— Слушай! — малышка снова покашляла и затараторила: — Жили-были три китайца — Як, Як-Цидрак, Як-Цидрак-Цидрон-Цидрони, И еще три китаянки — Цыпа, Цыпа-Дрипа, Цыпа-Дрипа-Лампомпони. Поженились Як на Цыпе, Як-Цидрак на Цыпе-Дрипе, Як-Цидрак-Цидрон-Цидрони на Цыпе-Дрипе-Лампомпони. Вот у них родились дети: у Яка с Цыпой — Шах, У Як-Цидрака с Цыпой-Дрыпой — Шах-Шарах, У Як-Цидрак-Цидрони с Цыпо-Дрыпой-Лампопони – Шах-Шарах-Шарони.
