эльфийской король, что сватался к ней несколько лет. А вот девочке‑бастарду при дворе будет несладко.
Пускай и не простит маленькая Алиса участи брошенного ребёнка, но она будет счастлива в отличие от женщины, что ее родила.
01
Я снова влипла.
Темно‑синие хорошо отремонтированные стены никак не могли ассоциироваться в моей голове с муниципальным зданием. Зато жесткое старое кресло не подкачало. Поерзав в очередной раз, я соскользнула, скатившись ещё ниже по деревянноу сиденью, обитому кожзамом.
Часы времён моей прабабушки пробили четыре утра. Или ночи, тут с какой стороны посмотреть. Гул ещё минут пять отдавался в тяжелой голове, напоминая о двух сутках без сна. Ничего, приеду в Дом и, наконец, отосплюсь. До этого, конечно, выслушаю чёртову кучу нотаций о собственной глупости и удивительном терпении директора.
Если смотреть правде в глаза, то я ангел небесный по сравнению с любой бандой, которые вечно ошиваются в районе "Надежды". И если упустить тот момент, что в половине состою сама.
– Имя, фамилия, отчество, – спрашивает молодой парень в форме полицейского.
Ммм… новенький. Ну, ничего, с моим везением я часто буду попадать сюда. Ещё познакомимся.
Я не была беспризорницей или кем похуже. Скорее уж вечно влипающей в неприятности девушкой из детдома. Вот и сейчас была такая ситуация.
– Астафьева Алиса Александровна. Четвертое февраля две тысячи четвёртый год, – привычно ответила я, пытаясь закутаться в куртку, которую из жалости выдали мне по приезду.
А я и вправду выглядела жалко. Чего только стоили джинсы с протертыми коленями и розовые волосы с отросшими тёмными корнями. И все это жутко дисгармонировало с длинными ногтями с идеальным маникюром. Ну не планировала я выход в люди! Меня вообще насильно схватили, вынесли из спальни, затолкали в машину и увезли "веселиться" в местный клуб. Сижу вот, веселюсь.
– Белка, опять ты? – в кабинет вошёл уже знакомый дядька в синей рубашке.
Я села ровнее и расплылась в улыбке, все ещё заворачиваясь в куртку. Чего у них здесь так холодно? Ноябрь на улице, а у них отопления нет! Застучала зубами, потеряв контроль над собственным телом от холода.
– Дядь Миш, отпустите по старой дружбе, а? – состроила самую виноватую моську и посмотрела на мужчину с мольбой.
Участковый прошёл от входа к своему столу, шлёпнув какими‑то бумагами по государственному имуществу, и сел на противно скрипнувший стул. Интересно, на покраску стен бюджет выделили, а на мебель, чуть ли не разваливающуюся под весом не самых худых мужчин, не смогли. Сколько лет сюда попадаю, а изменений почти не застаю.
– В чем ты на это раз не виновата, а, Белка? – спрашивает участковый, даже не обратив внимания на мои мольбы.
Не помню почему, но он называл меня только по кличке. Услышал же где‑то, и привязалось. Может, так ему было легче со мной контактировать? Я ведь несовершеннолетний подросток с девиантным поведением и кучей приводов. Да меня уже в детскую комнату милиции перестали увозить! И сейчас спросят что‑то для протокола и отвезут в "Надежду", подарив директору право выбора наказания. Я была не против, так даже легче, не придётся чувствовать себя ошибкой природы перед доброй женщиной, которая занимается постановкой на учёт.
– Драка, – я пожала плечами и посмотрела на грязевые подтеки на полу, которые оставила заляпанными сапогами.
Неприятно. Не люблю мусорить, тем более разводить грязь. От этого самой себе кажешься грязной и неприятной. Меня передернуло, но скорее от холодного сквозняка из окна.
– Паспорта с собой не было, – сказал молодой стажёр и продолжил печатать отчёт на ноутбуке.
Михаил Семёнович пробурчал что‑то вроде "Откуда он у нее?" и снова залип в бумажки.
Интересно, где там Барсик пропадает? Меня скрутили ровно за пять минут до его возвращения из туалета. Всё что я успела – пронаблюдать за потерянной моськой из окна удаляющегося бобика. Хотя, если смотреть объективно на всю ситуацию, то виноватым был именно он. Из комнаты утащил сопротивляющуюся меня он, привез в этот чертов клуб он, и получила я из‑за ревности его бывшей зазнобы.
– Чего ты в «Жаре» забыла? – поинтересовался Дядь Миша, – там же одни наркоши.
Кивнула, подтверждая его последнюю фразу. И скривилась, вспоминая то, что видела у бара. Куча людей, продающие и покупающие таблетки, и я, танцующая под заводную мелодию. Никогда не пробовала наркотики. Не понимаю людей, которые сознательно подсаживают свой организм на медленную смерть. Это глупо и недальновидно. Но алкоголь пью. Противоречивая я личность.
– Барислав танцевать привёл, – пробурчала я, вспоминая собственного парня самыми последними словами.
Чаще всего в участок я попадала из‑за него и собственной тормознутости. Или везучести. По какой‑то малопонятной причине ловили меня первой. Как ни крути, но это оставалось одной из самых загадочных закономерностей моей жизни.
Вот и сейчас, поймали меня и ту женщину, которая пыталась втянуть меня в драку, потому как она безумно любила Барсика. К моему счастью никто не пострадал, но было обидно. Неадекватную и пьяную вдрызг куклу увёз прискакавший знакомый, а шестнадцатилетнюю меня без документов и, кажется, мозгов оставили до выяснения обстоятельств. Не честно, как по мне, потому как инициатором была она. А я просто розоволосое нечто в поношенной одежде, которое априори выглядело виноватой. М‑да.
– Поехали, отвезу тебя в "Надежду", – встал участковый, и комната огласилась новым мученическим криком стула.
Я радостно кивнула, вскочила на ноги и с сожалением стянула с плеч тёплую куртку. Протянула ее стажеру, который рассматривал меня как барби, которую маленькая девочка подстригла и покрасила. Красочное и чертовски точное сравнение.
– Оставь, – смутился парень под моим обрадованным взглядом.
Мерзнуть не хотелось от слова «совсем». Так что я благодарно улыбнулась ему и пошла на выход.
Дядь Миша вывел меня в полумрак коридора, где по ощущениям было на пару градусов холоднее. Виновны в этом большие, не утеплённые на зиму деревянные окна, со щелями, в которые я могла просунуть палец. Мужчина махнул мне на лавочку у стены, а сам зашёл обратно в кабинет, видимо за ключами от машины. Ну или хотел, чтобы я не услышала их разговор. Однако деревянная дверь не имела никакой шумоизоляции, так что низкий бас участкового и тенор его помощника я слышала настолько отчетливо, будто сама находилась в комнате.
– Отпускаете ее? Просто так? – спросил молодой.
Шуршание бумаг и скрип открываемой дверцы шкафа. Тяжёлое дыхание, хрип участкового и его усталый голос.
Встала у стены напротив двери, не желая садится на холодную лавочку.
– У тебя есть варианты получше? Толку ее оставлять здесь? Там хоть под присмотром будет.
Я его понимала. Тоже устала от собственной безысходности. Он
