В 1192 году кинжалы ассасинов, которыми уже был убит ряд мусульманских правителей и военных, нашли свою первую жертву среди крестоносцев, которой стал Конрад Монферратский – король Иерусалима. Это убийство произвело глубокое впечатление на крестоносцев, и в большинстве летописей о Третьем крестовом походе говорится о вселяющих страх сектантах, их необычных верованиях, ужасных способах убийства и их грозном Вожде. «Сейчас я расскажу кое-что об этом Старце, – пишет немецкий летописец Арнольд Любекский, – который кажется смешным, но о котором рассказывают свидетели, на чьи слова можно положиться. Этот Старец своими колдовскими чарами настолько заморочил людей своей страны, что они не поклоняются и не верят ни в какого другого бога, кроме него. Он также необычным образом увлекает их надеждами и обещаниями наслаждений и вечной радости настолько, что они предпочитают скорее умереть, чем продолжать жить. Многие из них даже готовы, стоя на высокой стене, спрыгнуть вниз по его кивку или приказу и, разбив себе голову, принять жалкую смерть. Самые благословенные, по его словам, те, которые проливают кровь людей и в отместку за свои деяния сами принимают смерть. Вот почему, когда кого-либо из них выбирают умереть таким образом – ловко убить кого-то, а затем погибнуть такой благословенной смертью, как месть за убитого, Старец сам вручает им ножи, освященные, так сказать, для этой цели, а затем одурманивает их таким зельем, что они погружаются в экстаз и забытье, показывает им благодаря своему колдовству фантастические видения, полные наслаждений и радостей или, скорее, всякой мишуры, и обещает им вечное владение всем этим в награду за их деяния».
Сначала именно фанатическая преданность, нежели жестокие методы ассасинов, поражали воображение европейцев. «Вы имеете надо мной больше власти, – говорит провансальский трубадур даме своего сердца, – чем Старец над своими ассасинами, которых он отправляет убивать своих смертельных врагов…» «Подобно тому, как ассасины безотказно служат своему хозяину, – говорит другой трубадур, – и я служил Любви с непоколебимой верностью». В анонимном любовном письме автор уверяет свою возлюбленную: «Я ваш ассасин, который надеется обрести рай, выполняя ваши приказы». Однако со временем именно убийство, а не верность стало производить более сильное впечатление и придавать слову «ассасин» значение, которое оно сохранило и в наши дни.
По мере того как пребывание крестоносцев в Леванте все длилось, стало доступно все больше информации об ассасинах, и были даже европейцы, которые встречались и разговаривали с ними. Рыцарям-тамплиерам и госпитальерам удалось установить власть над замками ассасинов и собирать с них дань. Уильям из Тира описывает неудачную попытку Старца Горы сблизиться с королем Иерусалима, предложив ему заключить некую форму союза. Его преемник излагает несколько сомнительную историю о том, как графа Генриха Шампанского, возвращавшегося в 1198 году из Армении, принимал в своем замке Старец Горы, который приказал нескольким своим приспешникам прыгнуть вниз со стен и разбиться насмерть в назидание своему гостю, а затем гостеприимно предложил дать ему других своих людей для его надобностей: «И если существовал какой-либо человек, который причинил ему зло, то он должен был сказать ему, и тот убьет его». Несколько более правдоподобно английский историк Матвей Парижский сообщает о прибытии в 1238 году в Европу посольства от каких-то мусульманских правителей и, «самое главное, от Старца Горы»; посольство прибыло просить помощи у французов и англичан в борьбе с новой нависшей угрозой со стороны монголов с востока. К 1250 году, когда Людовик Святой возглавил крестовый поход в Святую землю, у него появилась возможность обменяться подарками и миссиями со Старцем Горы, который правил в то время. Говоривший по-арабски монах Иво Бретонский сопровождал посланцев короля к ассасинам и обсуждал религиозные вопросы с их вождем. В его отчете сквозь туман невежества и предрассудков можно смутно различить некоторые из известных вероучений исламской секты, к которой принадлежали ассасины.
Крестоносцам ассасины были известны только как некая секта в Сирии, и они почти не были осведомлены об их месте в исламе или их связях с другими такими группами в других мусульманских странах. Один из наиболее информированных в мусульманских делах авторов из числа крестоносцев – Жак де Витри, епископ Акры, – писал в начале XIII века, что эта секта возникла в Персии, но, видимо, ничего сверх этого он не знал. Однако во второй половине того века появилась новая правдивая информация о родительской секте в Персии. Первым человеком, рассказавшим о ней, был Вильям Рубрук – фламандский священник, посланный с миссией королем Франции ко двору Великого хана в Каракорум (Монголия) в 1253–1255 годах. Путь Вильяма пролегал через Персию, где, как он пишет, горы ассасинов примыкают к Каспийским горам южнее Каспийского моря. В Каракоруме Вильяма поразили замысловатые меры предосторожности, принятые Великим ханом, когда он узнал, что под различными личинами были отправлены не менее сорока ассасинов убить его. В ответ хан послал одного из своих братьев с войском в страну ас-сасинов с приказом перебить их всех.
Слово, которым Вильям называет ассасинов в Персии, – Muliech или Mulihet – искаженный вариант арабского слова mulhid, множественное число – malahida. Этим словом, буквально означающим «уклоняющийся», обычно называли религиозные секты, отклоняющиеся от основного течения ислама, а особенно это относилось к исмаилитам – религиозной группе, к которой принадлежали ассасины. Оно снова появляется в рассказе известного путешественника Марко Поло, проезжавшего через Персию в 1273 году и описавшего крепость и долину Аламут, которые долгое время были центром этой секты.
«Старца на их языке звали ALOADIN. Он приказал перегородить долину между двух гор и превратил ее в сад – самый большой и прекрасный сад, который кто-либо когда-нибудь видел и в котором можно было найти любые плоды. В этом саду были построены беседки и дворцы, самые изящные из всех, какие только можно вообразить, все покрытые позолотой и изысканными росписями. И там свободно текли ручьи, полные вина, молока, меда и воды; множество женщин и самых прекрасных девушек в мире, умевшие играть на всевозможных музыкальных инструментах, там пели и танцевали так очаровательно, что было сладостно взору. Ведь Старец хотел, чтобы его народ верил, будто это и в самом деле рай. Он создал его таким, каким его описал Магомет, то есть это должен был быть прекрасный сад, где текут ручьи вина, молока, меда и воды, полный привлекательных женщин для услаждения всех его обитателей. И действительно, сарацины тех мест верили, что это и есть рай!
Никому не разрешалось входить в этот сад, за исключением тех людей, которые должны были стать его ASHISHIN. У входа в сад стояла крепость, достаточно мощная, чтобы оказать сопротивление всему миру, и не было никакого иного способа проникнуть внутрь. При его дворе находились юноши из его страны в возрасте от двенадцати до двадцати лет, которым нравилась военная служба, и он рассказывал им о рае, как это делал Магомет, и они верили ему точно так же, как сарацины верили в Магомета. Затем он решал впустить их в свой сад по четыре, шесть или десять человек, предварительно дав им выпить некое снадобье, которое ввергало их в глубокий сон; и тогда их поднимали и вносили в сад, так что когда они просыпались, то оказывались в этом саду.
