class="p1">— Как куда? Домой. К Ярославу Ивановичу.
— Сынок, родной, ты наконец-то получил собственную жилплощадь? — наконец догадался профессор.
— Так точно! Хватит мыкаться по чужим квартирам, теперь у нас с Ольгой есть своя. Двухкомнатная.
— А как же я?
— Поживёте пока у нас. Потом посмотрим.
— Как-то некрасиво получается… У меня дома места всё-таки больше. Просторней, уютней, да и к университету наверняка ближе.
— Напрямик отсюда до вашей работы тоже недалеко будет, — успокоил его нарком. — Опять же парк рядом, — он ткнул пальцем в боковое окно, за которым росли несколько длинных рядов молодых тополей и клёнов, разбавленных невысокими хвойными деревцами: то ли ёлочками, то ли сосенками. — Река. Одним словом — есть, где развернуться по полной программе… Или вы того… Прекратили заниматься спортом?
— Нет-нет, что вы? В Москве каждый день бегал. По Садовому Кольцу.
— Сразу за вон той аллейкой — направо, — на всякий случай подсказал Плечов, заметив, что водитель не сбавляет скорости. А пора! Иначе можно не вписаться в крутой поворот…
— Не волнуйся, он знает, — спокойно отреагировал на его опасения Цанава.
ЗИС плавно съехал с шоссе на основательно разбитую грунтовую дорогу, ведущую к одинокой пятиэтажке (подъездные пути всегда были бичом советских новостроек!) и вскоре остановился напротив последнего подъезда.
— Зайдёте, Лаврентий Фомич? — забирая багаж, подмигнул наркому Фролушкин.
— Непременно. Если предложите, конечно, бокал-другой хорошего вина.
— Вина не обещаю. А вот хорошего коньяка — сколько душе угодно!
— Нашего, кавказского?
— Нет. Ихнего. Буржуйского.
— У меня уже слюнки текут…
* * *
Малыш крепко спал, и Ольга, не скрывая удовольствия, присоединилась к расположившимся на кухне мужчинам. Там впритык хватало места только для четырёх (и то не самых крупных) особей, но водитель остался в наркомовской машине, и особых неудобств наши герои не ощутили.
Недаром же в русском народе говорят: «В тесноте, да не в обиде!»
А вот остальные помещения оказались достаточно вместительными, просторными, метров по двадцать — двадцать пять, и — что немаловажно — раздельными (большая, между прочим, редкость для тех спартанских времён).
— Одна комната — наша, одна — твоя, отец! Выбирай любую, какая больше нравится! — не теряя времени, предложил Ярослав, проводивший для «дорогих гостей» краткосрочную экскурсию по своим апартаментам, в то время как его супруга крошила на кухне винегрет (на «ты» с Фёдором Алексеевичем он по-прежнему переходил лишь в самых исключительных случаях — сейчас, видимо, таковой настал). — И так будет всегда: мой дом — твой дом!
— Спасибо! Ты самый лучший сын на свете… — Фролушкин поставил свой чемодан у спинки широченной железной кровати, стоявшей посреди комнаты, и начал шарить в нём, пытаясь найти обещанный Цанаве напиток. Наконец нащупал узкое горлышко и, спустя мгновение, вытащил на свет красивую фигурную бутылку. Заодно прихватил и попавшийся под руку бумажный пакет с пирогами.
— Готово! — тем временем донеслось из кухни.
Мужчины выстроились в шеренгу и гуськом потянулись на женский зов по свежевыкрашенному коридору.
— Выпьешь с нами, доченька? — решил не тянуть резину Фёдор Алексеевич.
— Нет, что вы? Я ведь ещё кормлю, — зарделась-засмущалась Фигина.
— Второй год парню… Ты что же, до совершеннолетия его сиськой баловать собралась?
— Время покажет… Ну да ладно, пойду к Шурику, вы и без меня управитесь.
На столе уже стояли три тщательно протёртых абсолютно одинаковых стакана из какого-то подарочного сервиза, купленного молодожёнами сразу по прибытии в Минск. Профессор, не медля, наполнил их практически до краёв и предложил «собутыльникам» выпить за свой долгожданный приезд.
Лаврентий Фомич тщательно отрепетированным движением опрокинул посудину и, ещё не допив до конца, восхищённо взвёл вверх большой палец правой руки, демонстрируя своё отношение к дегустируемому напитку, после чего, игнорируя стоящий возле него в огромной миске овощной салат, накинулся на мясные деликатесы, которых Ольга накромсала целый медный поднос.
Славка напротив — лишь слегка пригубил напиток и принялся паковать за обе щёки винегрет, по которому успел основательно соскучиться.
Фёдор Алексеевич, всегда и во всём предпочитавший золотую середину, решил действовать по-иному. Он выплеснул внутрь себя ровно полстакана и теперь степенно, без лишнего, по его же собственному выражению, ажиотажа, начал поглощать разнообразную закуску, отдавая поочерёдно предпочтение то «пальцем напханной колбасе», то палендвице[3] — и всё это вперемешку с овощами (картошкой, свеклой, фасолью, кислыми огурцами и капустой), входящими в состав популярного русского блюда под французским названием винегрет, а также привезёнными из Москвы домашними пирогами, которые профессор использовал вместо хлеба.
Как вдруг… За стенкой раздался звонкий крик. Недолгий, но требовательный.
— Санька! — улыбнулся счастливый Плечов, ставя на стол недопитый стакан. — Выпейте, товарищи… За его здоровье!
— А ты?
— Я, пожалуй, воздержусь.
— Если так обмывать собственного первенца, — возмущённо пробубнил Цанава, исподтишка наблюдавший за тем, как профессор откупоривает следующую бутылку с броской оригинальной этикеткой, — то он непременно вырастет немощным и хилым… За наследника надо до последней капли!
— Не могу. Давно не тренировался.
— Тот, кто называет себя мужчиной, без предварительной подготовки в любое время дня и ночи обязан дать отпор любому — даже более сильному противнику, выпить грамм сто пятьдесят-двести горячительного напитка, — и удовлетворить самую знойную женщину. Согласен?
— Так точно, товарищ старший майор!
— Что ж, гордись: принимаю тебя в кавказцы.
— Спасибо за доверие…
— За это и выпьем!
— Охотно.
— Только до дна!
В этот момент дверь скрипнула, и на пороге кухни выросла щуплая фигурка Фигиной с крепким белобрысым бутузом на руках, плотно прижимающимся к маминому телу.
— Теперь моя очередь! — не терпящим возражений тоном заявил Лаврентий Фомич, одновременно жестом наказывая профессору очередной раз наполнить тару. — Тост! Ещё в глубокой древности философы всех мастей пытались выяснить, в чем же заключается смысл нашей земной жизни. Причём некоторые из них не без оснований утверждали, что истина в вине. Если выражаться на латыни: «Ин вино веритас!»
— Не забывайте, дражайший Лаврентий Фомич, у этой фразы есть малоизвестное продолжение…
— Да? И какое?
— «А здоровье — в воде!» — уточнил профессор.
— Возможно, — ничуть не стушевался нарком, продолжая и дальше гнуть свою линию. — Кто из нас не любит собраться с друзьями, чтобы поболтать по душам под рюмочку-другую превосходного грузинского вина? Да и все лучшие идеи зарождаются именно в дружеской беседе под воздействием этого чудотворного напитка! Но есть вещи, которые пьянят больше вина. Женщины… Именно они делают нас настоящими мужчинами. За прекрасных дам, за барышень, за советских тружениц и самую достойную из них, твою, Ярослав Иванович, супругу Ольгу Александровну!
— С удовольствием! — откликнулся Ярослав.
— Прекрасно! Или, как любит выражаться товарищ профессор — шарман, что в переводе с французского означает прелестно, великолепно, если мне, конечно, не изменяет память.
