лестничной площадкой. Я смотрю на граненые кольца, которые Ястреб носит на пальцах правой руки. Я смотрю в пол.
— Нет.
Я чувствую, как кольцо сжимается.
— Рик… — голос у Ястреба блестящий, темный и граненый.
— Нет.
Но я следую за Ястребом по ступеням вверх, в мерзлые чужие тени.
Я планирую побег. Так я говорю про себя. Но это и все, что я делаю. Планирую. Если я уйду, мне ведь придется куда-то пойти. Если трезво взглянуть на вещи, нет ни одного места, куда бы мне хотелось пойти. «Корабль, приди…»
Одно время я подумывал отправиться на перекладных в Монтану. После того, как посмотрел по ночному каналу телевидения «Появление всадника». Я тогда совершил ошибку, упомянув мой план в разговоре с Ястребом. Он оторвал голову от подушки и сказал: «Рикки, ты хочешь вновь стать танцором и при этом отправиться в Монтану? Может быть, ты собираешься танцевать в Репертуарном Балете Грейт — Фолс?» Я притворился, что пропустил насмешку мимо ушей. Когда-нибудь я все равно уйду. Сразу же, как только приму решение.
Мысль о Монтане я оставил. Но все равно я планирую побег. Я заначил несколько сотен долларов чаевых, обслуживая столики в Кофейне Ричарда. У меня есть карта дорог штата Орегон и дорожный путеводитель с загнутыми углами. Мне кажется, Портленд гораздо больше и космополитичней, чем Грейт-Фолс. И уж конечно — культурней. Орегон кажется мне знакомым. Я читал однажды «Над кукушкиным гнездом» в потрепанной бумажной обложке — это сохранилось среди разорванных воспоминаний о времени, когда меня перебрасывали из дома в дом, и всегда я ждал, что вот-вот моему сотруднику социальной службы вновь скажут, что я «не совсем то, что им нужно».
Если бы я действительно хотел уйти, я бы ушел. Верно? Ястреб шутит об этом, потому что он мне просто не верит. Он не знает меня. Он так и не нашел тропинку ко мне в душу. Сегодня я иду к Дэвиду и Ли на вечеринку. Мне очень часто хочется иметь с кем-нибудь такие же отношения, как у них двоих — с любовью и взаимной поддержкой.
Квартира Дэвида и Ли находится на четырнадцатом этаже высотки, неправдоподобно торчащей над кварталом отреставрированных викторианских зданий. Балкон выходит на восток и оттуда можно смотреть через весь город, почти до самых равнин. В квартире собралось человек тридцать, они курили, пили, разговаривали. Ли разложил на большом сердцевидном зеркале, что на кофейном столике, несколько понюшек хорошего кокаина, который принес с работы, но те исчезли в самом начале. Кое-кто из гостей смотрел, как Дэвид отстукивает на своем коротковолновом сообщения инопланетянам: бип-би, бип-би, бип-бип-би.
Райли, весь разодетый, в горностае и жемчугах, подхватил меня под руку.
— Ой, Рикки, ты ДОЛЖЕН посмотреть!
Я повернулся, глядя мимо него. Вокруг бара толпился народ. Слышны были раскаты громкого смеха.
— Рикки, ну пойдем, — Райли дернул меня за руку и втащил в комнату.
Я вытянул шею, силясь рассмотреть, что происходит. В кои-то веки оставив дамские ужимки, Райли вскочил на стул. За стойкой бара, сделанной из красного дерева, стоял кто-то мне незнакомый, весь в блестящей коже. На секунду я было подумал, что на руке у него белая перчатки — но только на секунду. Это был цыпленок. Этот человек затолкал руку в бледного, ощипанного цыпленка только что вынутого из целлулоидной обертки управления мясопоставок. Он надел цыпленка на руку, словно куклу. Я едва мог поверить.
Человек поднес цыпленка к самому лицу и обращался к нему, словно чревовещатель, сюсюкающий со своей куклой: «Вот славный мальчик; тебе нравится вечеринка? Хочешь поразвлечь добрых людей, станцевать им немного?» Я понял, что на безголовой шее у цыпленка надет черный галстук — боло с серебряным зажимом величиной с гривенник. Со вкусом подобранный, оттенка маренго. На тонких куриных ножках сидели кукольные башмачки. От блеска отпотевших капель на резинистой, рябоватой коже меня начало подташнивать. Это должно было казаться забавным — но не казалось.
Человек с цыпленком обратился к нам, аудитории.
— А теперь, — сказал он, — двуногое существо, лишенное перьев, исполнит свой номер, отмеченный многочисленными премиями, — он кивнул Дэвиду, который тоже подошел посмотреть, оставив свой радиопередатчик. — Маэстро, с вашего позволения.
Дорогой стереомаг захрипел и мы услышали треньканье на мотив «Чай для двоих» в переложении для фортепьяно. Человек с цыпленком полуприсел за стойкой, так что большей части его рук не стало видно. Цыпленок остался снаружи. И начал танцевать.
Вероятно, суставы у него были сломаны, потому что конечности у танцора безвольно свисали. Маленькие башмачки отстукивали по несгораемой пластмассе, покрывающей крышку стойки. Крылья бешено вскидывались и падали. На стойку летели капельки жидкости.
— НЕПРИСТОЙНОЕ двуногое существо без перьев, — сказал кто-то и попал прямо в точку. Но все мы продолжали смотреть. Покрытая бугорками кожа мокро отсвечивала. Не думаю, чтобы тот греческий философ, который определил человека, как двуногое существо, лишенное перьев, имел в виду что-либо подобное. Мелодия изменилась, темп ускорился — теперь это была «Если б ты знала, Сюзи» — и у танцора начались неприятности. Кажется, он соскальзывал с руки манипулятора. Человек за стойкой нетерпеливо потянулся свободной рукой и покрепче насадил цыпленка на кулак. Тот издал чмокающий звук, какой бывает, когда натягивают резиновую перчатку. Я уже чуял запах сырой курицы. Внезапно я повернулся и выбежал на балкон, к чистому воздуху, который должен был вновь успокоить мой желудок.
Я пришел с Ястребом. Он слегка коснулся моего запястья, когда я пробегал мимо, но не оторвал взгляда от сцены за стойкой. Ему даже смотреть на меня не приходится. На балконе я перегибаюсь через перила и меня выташнивает. Уже темно и я не имею ни малейшего представления, кто или что может оказаться четырнадцатью этажами ниже. Я питаю безумную надежду, что все испарится, не долетев до земли, как вуали брызг над этими невероятно громадными и прекрасными южноамериканскими водопадами, которые превращаются в водяную пыль, а потом исчезают, так и не достигнув подножия джунглей.
Снова мысли о путешествиях. Я хочу убежать. Мысли мои беспорядочно бродят. Мне придется еще подыскать нового врача. Сегодня утром мой визит к врачу закончился тем, чего я уже боюсь до дрожи. Каждый раз наступает момент, когда очередной доктор хитровато смотрит на меня и говорит: «Сынок, это не обычный геморрой». Я начинаю заикаться и ухожу.
Ухожу.
Прощай, Ястреб.
Я ухожу.
— Но чего же им нужно? — говорит кто-то, когда я пересекаю комнату. Орегон, в некотором смысле, находится прямо за дверью. Чего им нужно? Инопланетные корабли по-прежнему беззвучно проскальзывают между нами и