Эволюционирующий организм –
поезд, собирающий самого себя по мере движения, и детали для
сборки, которые могут попасться ему на пути, зависят от того, куда
этот поезд повернул раньше.
Еще одна оговорка: я написал «глазами палеонтолога», но вообще-то
у меня глаза совсем другого, не палеонтологического устройства.
Дальше я буду объяснять, как дошел до того, что начал писать об
окаменелостях,
доисторической
живности,
попутно
раздавая
обязательные, но очень искренние благодарности. Если кому-то это
кажется скучным, он может сразу пролистать текст до раздела
«Большие и мелкие» и приступить к познавательному чтению.
Итак, мое образование особых прав углубляться в дебри мезозоя не
дает. Да, я могу поговорить о костях и других артефактах минувших
эпох, но все они не должны быть старше 2–3 тысяч лет, и лучше бы это
было что-нибудь письменное: грамота, свидетельство, запись. По
образованию я историк-архивист, к тому же специализирующийся на
истории российской культуры первой половины XX столетия. Я с
более или менее профессиональной добросовестностью могу
рассказать вам о Велимире Хлебникове, Юрии Олеше или Якове
Эммануиловиче Голосовкере, о фильмах Ханжонкова. Однако все эти
товарищи вовсе не напоминают существ, о которых речь пойдет
здесь, – ни хвостов, ни чешуи, ни вибрисс, одна сплошная
высокохудожественность… Конечно, я с детства интересовался
палеонтологией (это не редкость) и сохранил интерес до нынешнего, умеренно солидного возраста (что случается уже не так часто), написал некоторое количество популярных (порой довольно безумных) статей на темы эволюционной биологии, несколько рецензий на книги
биологической направленности…
Но я не решился бы взяться за книгу, если бы не наглядный пример
Антона Нелихова, доказавшего: хорошо писать о прошлом планеты
можно, не только имея очень специальную и очень научную степень.
Замечательный популяризатор учился на философском факультете
РГГУ и биологического образования, насколько я знаю, не имеет. При
этом за плечами у Антона три прекрасные книги, и, насколько могу
судить, уже должно было выйти новое издание – биография великого и
неутомимого открывателя останков пермской живности – Амалицкого
В. П.[1] Еще один прекрасный дилетант – популяризатор
палеонтологии, который, несмотря на свое любительство, подходит к
работе со всем тщанием, – кардиолог Богданов Д. В., написавший
интересную книгу «Звероящеры и другие пермские монстры» (многие
сведения о животных пермского периода почерпнуты мной именно из
этого сочинения).
Пример коллег все-таки на меня подействовал, и я решился: может, мысли и заведут меня не туда, но я могу вдохновить кого-то на
самостоятельное изучение палеонтологии, заинтересовать историей
жизни.
И все-таки передо мной стоит задача, требующая знаний, которыми
я, несмотря на интерес к эволюционной биологии, располагать не
могу.
История знала «дилетантов», обремененных явной гениальностью и
продуктивными научными идеями. Едва ли кто-то станет упрекать
классика психологии Льва Выготского в отсутствии законченного
медицинского образования, а основателю «формальной школы»
литературоведения Виктору Шкловскому пенять на то, что, исследуя
«Дон Кихота» и «Тристама Шенди», он пользовался переводами, а не
оригиналами текстов. Лишь человек удивительной эксцентричности
решится оспорить теорию дрейфа материков только на том основании, что ее автор Альфред Вегенер был «не той квалификации», то есть, являясь метеорологом, «юридического» права рассуждать о геологии
не имел. Вообще, когда кто-то приходит в профессию «со стороны», у
него есть шанс привнести что-то новое – взглянуть на происходящее
так называемым свежим взглядом (хотя и не вполне понятно, как
определяется уровень этой свежести).
Подобные примеры и соображения призваны как-то оправдать в
глазах общественности появление в калашном ряду товарищей с не
соответствующим обстоятельствам мясным продуктом. Соображения и
примеры не то что сомнительные, но не опровергающие главного: у самого талантливого дилетанта шансов наделать ошибок все-таки
намного больше, чем у профессионала. И чем дилетант увереннее в
собственных силах, чем с большим апломбом он вещает, тем с
большей уверенностью же можно сказать, что он несет либо
полнейшую чушь, либо чушь, стремящуюся к полноте. Как говорил
незабвенный товарищ Хокинг, главный враг знания не незнание, а
иллюзия знания. Истинность этих слов я испытал на себе в полном
объеме – несколько раз оказывался в ситуации, когда пользовался
непроверенной,
недопроверенной
или
неверно
понятой
информацией… Утешаюсь тем, что на ошибках учатся и подобное не
должно уже повториться.
Но самое печальное – я
