С другой: все же семейный праздник, подготовленные подарки. Апокалипсис в конце концов, о котором прожужжали все уши! Весь мир жил эти дни как на вулкане. Ведь наступало второе тысячелетие — Миллениум. Модное слово, пришедшее с запада и повторяемое со всех экранов. Создавалось впечатление, что наступит новый год и все старое разом исчезнет. Кому-то очень хотелось держать всех в нервно-волнительном возбуждении и средства массовой информации, как будто с ума сошли, будоража зрителей предсказаниями астрологов, индейскими календарями и пророчествами шаманов и эзотериков.
Что с ними будет? С этими мыслями она поспешила в гостиную, где Рава громко приглашал всех к столу.
Новость взбудоражила семью, и все шумно начали обсуждать поездку. Мать охала: “Как же так, готовились к празднику и вдруг на тебе, поехали за тридевять земель?” Лия тоже ее поддерживала: она покупала подарки, заказала Деда Мороза со Снегурочкой. Сын Стас, услышав об этом, шутливо восхитился:
— Снегурочка будет? Красивая? Я остаюсь! — но получив от матери шлепок по руке пожал плечами, и сделал гримасу, паясничая:
— Тогда я встану на стул и спою песенку, чтобы получить подарок, — он приподнялся и сделал движение, как бы взбираясь на стул. Все засмеялись, представив как Стас, ростом с отца, встанет на стул и будет петь песенку. Больше всех веселился отец, он сегодня был в отличном настроении. В конце родители поспорили брать или не брать с собой сына. К их удивлению Стас, который казался таким заинтересованным в поездке, категорически отказался.
— Дорогие родаки, давайте договоримся, что я уже не ребенок. Езжайте, веселитесь, а у меня своя программа. Я все равно через год буду там, согласно ваших же планов. Так дайте мне этот Новый год с друзьями отметить, может быть в последний раз, — он снова дурачась, пригорюнился.
Тут мать уже не выдержала, гневно встала и пошла к себе. Отец с сыном переглянулись, сын виновато пожал плечами. Через несколько минут Рава поднялся к жене, сел рядом, обняв за плечи.
— Оставь сына в покое, у него сейчас гормоны пляшут. Так говорила моя аникай мне в этом возрасте. Пусть перебесится.
— В конце концов нам тоже надо отдохнуть перед большим рывком. Я столько лет мечтал увидеть своими глазами Уолл стрит, потрогать этого проклятого быка за рога. Может приручу, поможет мне, — подмигнул ей шаловливо.
Лия едва сдерживала слезы, но слова мужа о быке развеяли ее печаль. Она облегченно рассмеялась:
— Иди уже проспись тореадор, а я буду собираться, ведь ничего не готово к поездке.
Глава вторая. Нью-Йорк
Город Большого яблока в преддверии нового тысячелетия встретил их ледяным холодом. И мрачным сумраком раннего зимнего вечера. Не выспавшаяся и от этого злая Лия передернула плечами. И вдруг в нос ударил запах крепкого черного кофе, который сопровождал их, пока они шли по длинному коридору аэропорта Кеннеди на выход. И как будто все изменилось.
— Ой, это же мой любимый, — сразу же настроилась она на доброжелательный лад. После длинного перелета женщина никак не могла прийти в себя. Бизнес класс конечно обслуживался хорошо, им то и дело предлагали напитки, закуски. Но снотворное в виде коньячка было для таких как ее муж, который всю дорогу похрапывал на своем ложе, пусть и в неудобной позе, свесив ноги в проход. Она же лишь чутко дремала, вздрагивая и сжимаясь от страха после каждого постороннего звука или провалов в воздушные ямы.
И, вдруг этот замечательный запах настоящего кофе, твердая земля под ногами.
— Нам здесь понравится, — шепнула она, крепко держась за руку мужа. Он кивнул ободряюще. Они вышли в зал прибытия.
— Из нас двоих ты больше англичанка, — тут же заявил Рава, ища глазами справочную. — Помню, как ты «спикала» на олимпиаде в девятом классе. Кстати, а почему тебя не было среди победителей?
— Может быть потому, что ты был очень рассеян и занят одной девчонкой из другой школы? — без особой радости подхватила разговор Лия. Ее пугала предстоящая проверка на знание английского. Она не была уверена в себе.
— Вот не вспоминай сейчас ее, ладно?! Я не знал, как оторваться от этой зануды. С чего она ко мне тогда приклеилась? — Рава не замечал настроения жены.
— Что ты говоришь? То-то вас искали чуть ли не с фонарями по всем закоулкам города.
— О, так ты следила за мной, значит, я уже тогда тебе нравился? — он с нарочитым удивлением повернулся к ней и привлек ее к себе. — Отвечай сразу, не задумываясь — ты была в меня влюблена уже в девятом классе? Почему я этого не знал?
— Кому же не нравился Рава! — обрадовала она его на секунду, — но хочу тебя огорчить. В девятом классе я тебя даже не знала. Просто это был приказ англичанки — найти Раву немедленно! А так как я была старшей в группе, — Кстати, где вы там с ней прятались? — в ее голосе послышалась ревнивая нотка.
— А вот и справочная, — технично поменял тему муж. И оставив жену перед стеклянной загородкой, быстро ретировался, крикнув: «Я за такси». Когда через некоторое время вернулся, Лия стояла у окошка потерянная и монотонно кивала крупной черной, улыбчивой женщине за стеклом, которая что-то быстро говорила. Спасая жену, он мило улыбнулся женщине, схватил Лию за руку и потащил к выходу. Там уже ждало такси.
— Она пять минут мне отвечала, на простой вопрос, как проехать на Тайм сквер, — жаловалась Лия, пока они ехали. — Но я же столько слов в английском не знаю. Представь эту ситуацию у нас? Давно бы послали подальше.
Рава в ответ лишь посмеивался.
До гостиницы на главной улице Манхэттена добирались долго, был час трафика и даже им, знакомым с московскими пробками, он показался нескончаемым. Также долго и обстоятельно им что-то объясняли на ресепшене, потом их устраивали и они четко усвоили, что в этой стране все делается основательно. Но увидев шикарный номер с хорошим видом на небоскребы, которые столько раз видели в фильмах, усталость как рукой сняло. Поэтому быстро перекусив в ресторанчике, побежали в город, совсем не зря прозванным каменными джунглями. Вернулись поздно ночью, валясь с ног от усталости.
Но утром, первым делом, конечно, на теплоходе к Статуе Свободы, маршрутом первых мигрантов. «Свобода» выглядела непрезентабельно: слегка позеленевшая от старости, с налетом птичьих испражнений на голове. Это произвело гнетущее впечатление, но к концу экскурсии они по новому взглянули на статую и уже не замечали ее старости и неприбранности, а видели только ее величие. Лия после слов гида
