вспоминала услышанную дома сплетню об игровой комнате вампиров, в которой они сосут кровь и трахают монахинь всем скопом, он провел меня на нижний этаж и в спальню.
Нерешительно войдя в комнату, я увидела огромную кровать с балдахином и диваны, обтянутые роскошными тканями. Никогда раньше я не видела подобных вещей. Не в моей бедной деревне.
Аларик закрыл за мной дверь и медленно подошел ближе. Остановившись от меня в нескольких шагах, он окинул меня взглядом своих подернутых дымкой глаз. Мои родители всегда учили меня никогда не смотреть в глаза вампиру, но я… не могла удержаться.
Если мне суждено умереть здесь сегодня ночью, если Бог не защитит меня, тогда я бы хотела взглянуть в глаза дьяволу и показать ему, что я не боюсь… хотя на самом деле боялась.
Вместо того чтобы разорвать на мне тунику, обнажив шею, и высосать мою кровь, он поднес пальцы к моему лицу и провел ими по моему лбу, затем вниз по носу, по скулам к моим губам, его прикосновение было мягким.
— Что ты собираешься делать со мной? — прошептала я.
Он не ответил.
Проведя пальцами вниз по моему подбородку к горлу и дальше вниз, к груди, он коснулся моего креста сквозь одежду. Его кожа зашипела, и он, отдернув руку и выругавшись, засунул кончики пальцев в рот.
— Разве ты не знаешь, что, прикоснувшись к кресту, можешь сгореть? — спросила я, нахмурившись. Осторожно взяв его руку, я с ужасом уставилась на ожог, появляющийся на его коже. — У тебя есть какая-нибудь мазь?
— Само пройдет, — сказал он, помолчав. — Почему тебя это беспокоит?
Смотря в его глаза, я была не в силах заглянуть в душу этого человека, как делала это со многими другими людьми, посещавшими церковь. Я всегда могла сказать, хорошие они или плохие, верующие или нет.
Но он был прав. Почему меня это заботило? Он собирался убить меня.
Тем не менее, я ничего не могла с собой поделать.
— Зачем ты прикоснулся к моему кресту? — спросила я, отказываясь отвечать на его вопрос.
— Я не видел его.
— Он висит прямо у меня на груди.
— Ты видела, как я превращаюсь в летучую мышь, — снова помолчав, сказал он.
— И что? — прошептала я, глядя на восстанавливающуюся кожу его пальцев. Мои глаза расширились от того, как легко и быстро вампиры могут регенерировать и исцеляться. Если бы только люди могли обладать такой силой.
Больные мужчины и женщины, которых я видела ежедневно, могли бы дожить до следующего дня.
Низкий мрачный смешок сорвался с его губ.
— Учат ли вас в вашей деревне хоть чему-нибудь?
— Прости? — сказала я ошеломленно. — Ты подвергаешь сомнению мой интеллект?
— Да, — сказал он и мягко улыбнулся. — Как тебя зовут?
— С дамой так не разговаривают, — сказала я во внезапном порыве уверенности и, скрестив руки на груди, уставилась на его скульптурное лицо. — Я бы никогда не назвала свое имя такому дьяволу, как ты.
— Будь я дьяволом, то уже давно сорвал бы с тебя твой крест и запретил носить его в моих покоях.
— Ты не заставишь меня снять его?
— Крест? — спросил он, скривив губы в ухмылке. — Нет. Потому что никакой бог не спасет тебя от меня, — он обвил рукой мое горло. — Однажды ты снимешь цепь и поймешь, что единственные боги — это те, кто живет в этом замке.
Я тяжело сглотнула, напрягшись.
— Как тебя зовут? — снова спросил он.
— Дафна, — прошептала я.
— Дафна, — повторил он и провел подушечками пальцев по моему горлу. — Повтори свое имя.
— Дафна.
— Дафна, ты когда-нибудь слышала выражение «слепой, как летучая мышь»?
— Д-да.
— Как ты думаешь, откуда оно взялось?
Опустив взгляд, я уставилась на его запястье чуть ниже моего подбородка.
— Не знаю, кто придумал эту ложь, но летучие мыши на самом деле не слепы. Я не настолько необразованна, сэр Аларик.
— Сэр Аларик, так официально, — промурлыкал он. — Ты права, большинство летучих мышей не слепы, но, понимаешь ли, я не такой, как большинство вампиров, Дафна. Я немного… другой.
— Ты слеп? — спросила я, удивленно расширив глаза.
Может быть, это был Божий способ спасти меня.
Но пока мне в голову приходила мысль о попытке бегства, я не могла избавиться от чувства жалости — вампир из королевской семьи, правившей этим континентом, не мог видеть ничего из его красоты.
— Моя семья не позволяет мне питаться в своей комнате, потому что, когда люди обнаруживают, что я слепой, они пытаются сбежать из поместья, — сказал он, проведя пальцами вверх по моей шее. — Но последний человек, который пытался сбежать от меня, был полностью мною обескровлен.
Мои глаза расширились, и я сжала бедра вместе.
— Я не сбегу. Обещаю. Моя деревня выбрала меня, чтобы удовлетворить монстров, которые живут здесь. Я не могу вернуться к ним, не выполнив своих священных обязанностей.
— Они послали тебя сюда для того, чтобы ты умерла за них, — сказал он. — Это не является никакой священной обязанностью перед высшим богом. Мы не отпускаем людей обратно. Мы выжимаем из них все.
С трудом сглотнув, я сцепила руки вместе, когда ко мне, наконец, пришло осознание. Все это время я размышляла, зачем они послали меня, зная в глубине души, что это должно было спасти их самих. Ни священники, ни монахи никогда не приходили сюда.
Только монахини.
— Почему ты выбрал меня? — спросила я шепотом.
— Что ты имеешь в виду?
— Моя кровь самая обычная. И вампир внизу был прав — мое тело не из тех, к которым нужно стремиться. Я подхожу обычному вампиру, а не королевскому, сэр Аларик. Ты должен выбрать себе другую монахиню, способную порадовать тебя в этот праздник.
Его рука сжала мое горло, и он прижал меня к стене.
— Мне не нужен никто, кроме тебя, — пробормотал он. — Ты моя. Ты всегда была моей.
— Всегда была твоей? — переспросила я. — Ч-что это значит?
Вместо ответа он цокнул языком и подошел к окну. Открыв его, он развернулся и, еще раз щелкнув языком, повернулся в мою сторону.
— Подойди сюда, — приказал он.
Я подошла к нему и посмотрела в холодную осеннюю ночь.
— А теперь беги.
— Б-бежать? — прошептала я.
Его полные губы изогнулись в ухмылке.
— Мне нравится играть с едой, прежде чем съесть ее, — пояснил он, проведя большим пальцем по моим губам. — Кровь вкуснее, когда она наполнена адреналином, — тихо усмехнулся он. — Беги.
Ему не нужно было повторять это в третий раз — с пересохшим горлом я перелезла через окно и помчалась по лесу. Я быстро бежала, приподняв полы туники, упавшие