ними, направились в противоположную сторону, в то самое Лосево — небольшой к неопрятный поселок.
— А вы куда, молодежь? — спросила их бойкая смешливая бабенка в пестром платке, что продавала всякую мелочь с лотка. — В той стороне нет ничего!
— В Тяпкино, — ответил Костя.
Женя неодобрительно глянул на брата.
«Зачем ей эта информация? Промолчать не мог?» — ясно, как если бы он произнес это вслух, читалось в Женином взгляде.
— Чего вам там? — удивилась женщина. — Последнего жителя на погост отнесли лет пять назад.
Женя шагал вперед, и спина его была возмущенно-красноречива: не вашего ума дело, идем, значит, надо! Костя в замешательстве глянул на продавщицу: невежливо молчать, когда спрашивают. К тому же женщина не желает им зла, за что ее так сердито игнорировать?
— На усадьбу хотим посмотреть. И на озеро, — вполголоса ответил он, покосившись на Женину спину, и вспомнил, что не знает названия озера.
— Озеро? — переспросила женщина и нахмурилась. — Не вздумайте лезть туда купаться!
— Это почему же? — Женя замедлил шаг и обернулся.
— Водоворот там. Закрутит — все, не выберешься. Сколько народу потонуло, мама дорогая! Неглубокое озерцо-то, а каждый сезон — несколько утопленников. Лезут люди, хоть ты им кол на голове теши! — Она поправила платок. — А усадьба давным-давно сгорела.
— Как сгорела? — хором спросили братья.
Если бы могли видеть себя со стороны поразились бы, до чего похожими слепило их совершенно одинаковое выражение разочарования на липах.
— Пожарище черное и бучило-воронка. Говорю же, нечего вам там делать.
Выпалив это, женщина отвернулась и заговорила с подошедшим к ее лотку мужчиной.
Настроение было испорчено, хотя братья и пытались убедить друг друга, что не стоит верить словам глупой тетки. Подумаешь, усадьбы нет: можно пофотографировать старинные склепы или пройтись по деревне. Да и в озере может что-то интересное отыскаться.
Они шли, закинув на спину походные рюкзаки, по разбитой, заросшей сорной травой дороге, мимо стоящих по обе стороны деревьев. Хлопотливое августовское солнце припекало с торопливым усердием, зная, что дни становятся все короче, а сил все меньше, можно не успеть обогреть землю. Костя быстро взмок и снял ветровку, повязав ее вокруг талии. Женя тоже избавился от свитера и нацепил бейсболку.
Миновали дорожный указатель — короткий, почерневший от времени столбик с табличкой «Тяпкино». Возле указателя стоял остов легковушки: ни окон, ни дверей, ни сидений, ни колес.
Примерно через час дорога привела братьев в деревню. Серые избы были похожи на брошенный у дороги автомобиль: такие же неприкаянные, лысые, разоренные, никому не нужные.
Заколоченные окна, провалившиеся крыши, обглоданные ветром стены, захваченные травой огороды, поваленные заборы — это место производило гнетущее впечатление. И если по пути сюда Костя думал, что можно бы заглянуть в оставленные людьми дома (просто из любопытства и ради необычных фотографий), то теперь ловил себя на мысли, что ему не хочется и близко подходить к этим избам.
Деревня осталась позади, у самой околицы дорога раздваивалась. Одна ветка вела к усадьбе и озеру, вторая — к погосту. Братья свернули налево и вскоре очутились на берегу.
Озеро оказалось довольно большое, по форме похожее на кляксу, с заросшими осокой и камышом берегами. То, что осталось от усадьбы, чернело на противоположной стороне.
Тетка была права: ловить там нечего, одно пепелище.
— Полезем в озеро? — В голосе Жени слышалось сомнение. Неужели испугался?
— Зря, что ли, я лодку пер? — бодро проговорил Костя.
Они попили чаю, подкрепились бутербродами, которые сделал запасливый Женя, а после приступили к сборам. Накачали резиновую лодку — маленькую, как раз для двоих, купленную специально для этих целей. Уложили в нее весла и поисковый магнит среднего размера. Больше двух сотен килограммов таким не вытащить, да и не требовалось. Попадались им обычно монеты, посуда, столовые приборы, подносы, патроны и гильзы времен Второй мировой войны, ключи, украшения, разбитые очки, инструменты и просто какие-то железки непонятного назначения.
Оставив на берегу похудевшие рюкзаки и кроссовки с носками, Костя с Женей забрались в лодку и оттолкнулись от берега. Прежде пришлось немного пройти по илистому дну озера, и Костю передернуло от отвращения: вода была мутная, водоросли опутывали ноги, так что казалось, будто кто-то живущий на дне, в бурой жиже, касается тебя скользкими руками.
— Фу ты, зараза! — Женя неловко скатился за осоку, и та немедленно укусила его, полоснула по коже острым зубом.
Неприветливое место. Не по себе тут, что говори, как ни хорохорься.
— «Раз он в море закинул невод», — прокряхтел Женя.
Он всегда произносил эту фразу в подобных случаях.
Магнит принялся обшаривать дно. Текли минуты — пустые и мрачные, как воды безымянного озера. А потом Костя почувствовал: сейчас, вот прямо сейчас это случится. Будто кто на ухо шепнул.
Что «это», он не знал, но, когда магнит притянул со дна озера большой кувшин, почти не удивился.
— Тяжелый, — присвистнул Женя. — Что внутри, джинн?
Заросший донной грязью, илом, уродливыми наростами кувшин был узкогорлый, с витой ручкой и узорами на круглых боках, которые обнаружились, когда Костя стал отчищать находку, чтобы получше рассмотреть.
Представлял ли кувшин какую-то ценность или был обычной рухлядью (Женя склонялся к этой мысли), понять было пока невозможно: для этого у братьев был Петров. Историк, киноман, убежденный женоненавистник, а еще — бывший одноклассник Жени. И владелец антикварного магазина.
Больше ничего подходящего на дне озера не обнаружилось, как они ни искали, и братья погребли к берегу. Лодка сохла в лучах все яростнее распаляющегося полуденного солнца, а Костя пытался выковырять из кувшина грязь, которая слежалась, сбившись в плотный тугой ком, превратившись в камень.
Усилия его увенчались успехом: после манипуляций с палкой, постукиваний и сотрясений упрямый кувшин опорожнил свое брюхо. Костя хотел отвернуться от неприглядной коричнево-черной массы, лежащей на земле, как вдруг внутри ее блеснула алая искра. Что-то засверкало, приманив к себе солнечный луч, как магнит притягивал металлические предметы.
— Эго еще что такое? — Женя, который складывал лодку, пока Костя возился с кувшином, бросил свое занятие и подошел ближе.
Оказалось, что кувшин был раковиной, которая прятала в своей утробе жемчужину. Мгновение спустя оба брата зачарованно глядели на тяжелое золотое кольцо, что лежало на ладони Кости.
Камни необычной огранки — пылающе-алые и ослепительно-прозрачные — были расположены в форме изысканной ветви.
Самый крупный самоцвет насыщенного кроваво-красного оттенка находился в сердце композиции,
— Это же целое состояние, братишка, — почему-то шепотом сказал Женя. — Рубины и бриллианты, да?
У Кости хватило сил, только чтобы кивнуть. Он не мог отвести взгляд от перстня.
— Петрову надо показать. Но я и без него