– Кстати, я даже не представился! – вспомнил незнакомец и с чувством приложил ладонь к груди. – Казимир Лобский. Правда, друзья чаще зовут меня Кротом. Я не стану возражать, если и вы будете называть меня так же.
Откровенно говоря, я не напрашивался к нему в друзья и не горел желанием называть его Кротом. Я ждал, что он вкратце обрисует мне обстоятельства, при которых произошло его знакомство с Ирэн. Я готов был услышать, что он является соседом Ирэн по дому. Или ее бывшим преподавателем. Не исключено, что Лобский был лучшим другом ее отца. Или мамы.
Но Лобский никак не прояснил этот вопрос и снова крепко пожал мою руку. Ирэн, казалось, уже таяла, как мороженое. Я не смотрел на нее, но физически ощущал ее состояние. Оголенный комок нервов! Она переступила с ноги на ногу, и рифленая подошва ее ботинка слегка отдавила мне пальцы ног. Я не придавал значения ее поведению. Бывает, что мы встречаемся с людьми, о которых у нас сохранились не самые лучшие воспоминания. Наша память хранит то, о чем наш собеседник давно забыл, и потому он расслаблен и искренне радуется встрече, а мы скованны, и в голове навязчиво порхают старые обиды.
– М-да, замечательная пара, – мурлыкал Лобский, переводя взгляд с меня на Ирэн и обратно, словно кот, который через стекло витрины разглядывает мясные деликатесы. – От всей души рад за ваши успехи… от всей души… – Он прошелся скользящим взглядом по серебряному комбинезону Ирэн. – Годы уходят, все равно что песок из колбы, а ты совсем не меняешься… Разве что немножко поправилась…
– Извините, – не выдержала Ирэн и настойчиво потянула меня к выходу. – Мы должны идти, нас ждут…
– Еще минуточку! – заторопился Лобский и, тронув меня за локоть, обратился ко мне: – Только один вопрос! Вы, надеюсь, уже слышали про «ГОС»?
– Про что? – не понял я.
– Ага, – кивнул Лобский. – Значит, не слышали. Это очень странно. Вы с вашими способностями должны стоять в первых рядах участников «ГОСа». Ведь вы потенциальный фаворит… Почему вы так удивляетесь? Это ваше предназначение, ваша стихия…
– Я не знаю, о чем вы говорите, – напомнил я.
– «ГОС» – это аббревиатура, – пояснил Лобский, – которая означает «Гейм Оф Сарвайвл», то есть, «Игра на выживание». Грандиозное телевизионное шоу. О нем сейчас пишут все газеты…
Тут очень кстати рядом с нами появился Белиловский. Он сверкнул бронзовой лысиной, уколол мою щеку своей жесткой бородкой и принялся меня отчитывать:
– Кирилл! Ну, в чем дело? Народ ждет! Народ, можно сказать, уже стонет!
Лобский, отступив на шаг, принялся вполголоса извиняться перед всеми сразу. Самое время было забыть об этом человеке, выбрать в качестве путеводного маяка лысину председателя жюри и гордо прошествовать за ней в банкетный зал, но все же я, чувствуя на себе пристальный и выжидающий взгляд, не выдержал и оглянулся.
– Еще увидимся! – тотчас крикнул Лобский, вскидывая руку, и перевел взгляд на Ирэн, желая убедиться в том, что она эти слова услышала и правильно их поняла.
Мы неплохо пошумели в баре, и я забыл бы об этой мимолетной встрече, если бы не поведение Ирэн. Она тоже смеялась, глядя на то, как дурачатся немцы, изображая подъем по леднику, охотно поднимала бокал после всякого тоста и самолично взялась резать призовой пирог, и все же я не мог не заметить, каких усилий ей стоило самообладание. Время от времени я ловил ее короткие взгляды, которые она украдкой кидала на меня, будто хотела догадаться, о чем я сейчас думаю и каково мое внутреннее состояние, и мне казалось, что ее глаза наполнены беспросветной тоской и болью.
В самый разгар банкета я, нарочно оказавшись рядом с Белиловским, как бы между прочим спросил его, что он может мне рассказать о своем друге по кличке Крот. Председатель жюри – кстати, абсолютный трезвенник – долго не мог понять, про какого Крота я говорю, и лишь когда я обрисовал ему коренастого мужчину, донимавшего нас своими разговорами в кинозале, он вспомнил.
– Какой же он мне друг? Я его совсем не знаю. Он крутился около судей во время восхождения и расспрашивал про участников.
– И давно он здесь?
– Кажется, вчера приехал… Да, вчера. Как только вы стартовали, так он здесь и появился. Знаешь, на что я обратил внимание? По-моему, он очень богатый человек. Во всяком случае «Мерседес» у него совершенно роскошный. За все время, пока я здесь работаю, подобных машин в Приэльбрусье не видел… А что с Ирэн? Сегодня она неважно выглядит.
Я ответил, что она все еще не оправилась после восхождения, и вернулся на свое место. Я выпил еще пару бокалов вина, причем один из них – на брудершафт с экспансивной журналисткой из какой-то спортивной газеты, и только после этого заметил, что моя подруга куда-то пропала.
Я нашел ее в нашем номере. Ирэн сидела в кресле и смотрела телевизор. При моем появлении она не шелохнулась и даже не повернула головы. Я присел на подлокотник и опустил руку на ее плечо.
– Что с тобой? – спросил я.
– Иди и обнимайся со своей корреспонденткой! – вдруг необычайно зло выкрикнула Ирэн, скидывая мою руку со своего плеча.
Это было что-то новое. Кажется, первый раз в жизни Ирэн устроила мне сцену ревности. Чего-чего, а этого я от нее не ожидал.
Эмоции вспыхнули во мне как ржаной сноп от горящей спички. Я вскочил с кресла и подошел к окну. Вершины гор, еще освещенные заходящим солнцем, полыхали, словно угли в гигантском камине. На сосновый лес опускался голубой туман, похожий на невесомую шелковую накидку. Ледник цвета изумруда притаился на дне глубокой седловины, и из его недр исходило холодное мерцающее свечение. Какая красота! Какое величие! Разве можно ругаться в этом божественном месте?
Я успокоился, легко погасив в себе вскипевшую обиду. Ее ревность – всего лишь прикрытие. Всего лишь отчаянная попытка скрыть от меня нечто такое, что представлялось Ирэн ужасным. Я видел, каких усилий ей это стоило. На место угасшей обиды пришла жалость. Я поставил стул напротив Ирэн и сел на него. Покачивая ножкой, Ирэн продолжала делать вид, что смотрит телевизор. Я хотел спросить, что за тип этот Лобский, но не спешил это делать. Ирэн не могла не знать о моем естественном любопытстве и должна была как-то прояснить ситуацию. Впрочем, использование в этом случае слова «должна» было неуместным. Ирэн мне ничего не должна. Если она захочет, то расскажет сама. А нет – я спрашивать не буду.
Ирэн не захотела ничего рассказывать. Мы сидели в напряженном молчании. Я – уставившись на Ирэн, а она – на телевизионный экран. Упрямое молчание в подобном случае – признак неважный. Если человек молчит, то можно предположить, что он не хочет лгать, но сказать правду тоже не может, ибо эта правда имеет неприглядный вид.
Глава 2Как завоевать мужчину?
На следующее утро Ирэн старалась вести себя так, словно ничего не произошло. Она как прежде была весела и беззаботна. Сначала приготовила кофе, потом «выстрелила» мне в лицо пеной для бритья, а когда я, ослепший, склонился над рукомойником, незаметно повернула рычаг душа. В общем, я искупался прямо в одежде под аккомпанемент нервно-заливистого смеха Ирэн. Я охотно включился в эту игру и, в свою очередь, сунул Ирэн под душ прямо в халате. Я видел, что она изо всех сил старается забыть вчерашнюю встречу с Кротом как дурной сон, и я как мог помогал ей это сделать. Ее прошлая личная жизнь была для меня закрытой зоной, и я вовсе не стремился взломать замки. Зачем мне знать то, что Ирэн предпочитает скрывать? Зачем усложнять и портить наши отношения, если они пока еще устраивают меня? Мне ровным счетом наплевать на то, кем для Ирэн был этот Крот – хоть любовником, хоть мужем. Я-то не собираюсь жениться на Ирэн!
