и сказал, что Илью Андреевича привезли…
Последняя часть – с фельдфебелем – была чистой правдой.
– Ну я и побежал, спать уж не смог…
– Константин Сергеевич, ну что вы, в самом деле, – укоризненно заметила Ирина Ивановна. – Дети отличаются особой чувствительностью, которую мы зачастую не понимаем…
– Спросите у фельдфебеля, господин подполковник! – приободрился Фёдор. – У Фаддея Лукича!
Две Мишени кивнул.
– Фаддей Лукич, значит…
– Господин подполковник, – уже резче перебила госпожа Шульц. – Ну что же вы, не видите, что ли, – Фёдор не лжёт? Он же знает, что у дядьки мы всегда справиться можем!
– Да вижу, вижу, – проворчал Константин Сергеевич. – Ладно, кадет. Ступайте спать. Завтрашние… то есть уже сегодняшние занятия никто отменять не станет.
– Так точно! – вытянулся Фёдор.
– Ступайте, ступайте, – махнул рукою Две Мишени. – Вы тоже, Ирина Ивановна… ступайте. А я пойду, надо посмотреть, кого поставим на замену Илье Андреевичу…
К себе в комнатку Фёдор доплёлся в буквальном смысле на заплетающихся ногах. Механически разделся, лёг, уставился в тёмный потолок. Нет, сна не было, как говорится, ни в одном глазу.
Кто, кто покусился на Илью Андреевича? Конечно, это могли быть и простые грабители – но, если верить книжке «Гений русского сыска», обычно такого не случается, уличные воры и даже громилы избегают стрельбы и вообще шума. К тому же место выбрано было крайне неудачно – рядом с Приоратским дворцом, а там – прислуга, люди, телефон, в конце концов. Нет, хотели именно убить. Правда, тоже не лучшим образом. Но Илья Андреевич никуда особенно не ходил, в последнее время и подавно – сидел в кабинете, ладил свою диковинную машину; Фёдор почти не сомневался, что этот аппарат – на замену исчезнувшему. Видно, эти двое убийц следили за корпусом и решили, что момента упускать нельзя.
Но почему?.. Кому потребовалось убивать Илью Андреевича? Эх, Петя спит, он-то бы мигом вспомнил, случалось ли учителям кадетских корпусов погибать от рук бомбистов или им подобных.
В общем, кадет Солонов только даром проворочался до самой побудки. На завтраке было ещё ничего, а вот на первом же занятии Фёдор принялся неудержимо клевать носом.
По счастью, это оказался Закон Божий, и отец Корнилий в класс вошёл с видом весьма озабоченным.
Лев Бобровский – вот уж с кого всё как с гуся вода! Свеж, как огурчик, будто ничего и не случилось вчера! Бойко и чётко доложил, что «кадет всего в наличии двадцать», прочёл молитву, однако священник лишь вздохнул и стал рассказывать о приключившейся с «наставником вашим Ильёй Андреевичем» беде, вспомнил Феофана Затворника[3], слова святителя, что «Бог внимает молитве, когда молятся болящею о чём-либо душою. Если никто не воздохнёт от души, то молебны протрещат, а молитвы о болящей не будет» – и вскоре класс дружно читал молитвы о здравии раба Божьего Илии.
Во всяком случае, никого не спрашивали и оценок никаких не ставили.
Само собой, кадеты зашумели и зажужжали, стоило отцу Корнилию, благословив их на прощание, выйти из класса. Петя Ниткин так вовсе остался сидеть, пригорюнившись, и, кажется, с трудом удерживался, чтобы не расплакаться; это позволило Фёдору немедля взять за пуговицу Лёву Бобровского.
– Тихо, Слон, тихо! – зашипел в ответ тот. – Ну, чего ты с ума сходишь?! Нам молчать надо, никому ни слова! Ниткину в особенности!
– Сам знаю, что тихо надо! – огрызнулся Фёдор. И рассказал, что просидел ночью в лазарете, что на него натолкнулись там Две Мишени с госпожой Шульц, что он, конечно, отговорился, но…
– Вот балда! – Бобровский весь аж ощетинился, словно разозлившийся кот. – Надо ж такое было удумать!.. Да ещё и попался! Думаешь, Двух Мишеней обмануть сможешь?! Ха, чёрта с два! Аристов – он умный! Догадается, что не мог ты сам об этом прознать!
– Я фельдфебеля встретил… спросил…
– Ну тогда ещё ладно, – проворчал Лев. – Ну вот как так, Слон? Ну что ж ты вечно голову в улей суёшь?
– Моя голова – куда хочу, туда и сую! – обозлился Фёдор. Обозлился от того ещё больше, что понимал – Бобровский, как ни крути, во многом прав.
– Суй! Если б ещё мою голову с собой бы не поволок!..
– Эй, вы тут о чём? – рядом с ними возник Петя Ниткин. Глаза успели покраснеть. – Илья Андреевич при смерти, а они тут…
– Нитка! Отвяжись, – грубовато бросил Бобровский. – Не до тебя, плакальщик. Мы тут думаем, кто на Положинцева покуситься мог. Хочешь, давай с нами думать. А реветь – не, это к тальминкам.
– А я и не думал плакать! – покраснел Петя.
– Бабушке своей это расскажи, – пренебрежительно бросил Лев. – Ладно, Слон, бывай.
– Странный он, Бобёр, – Петя вздохнул. – Умный, но злой. Злой, но умный.
– Да забудь ты про него, – нетерпеливо оборвал его Фёдор. – Вот что, слушай меня внимательно…
…До начала следующего урока Солонов успел кратко пересказать Пете случившееся. Пересказал – и отнюдь не чувствовал себя предателем. Разобраться в случившемся мог только Ниткин – вернее, разобраться без него вышло бы куда дольше и труднее, если вообще получилось бы.
К чести Петра, выслушал он Фёдора с поистине спартанским хладнокровием. И никаких замечаний, что более подошли бы его, Фединой, маме, не делал. Сосредоточенно кивнул, положил другу руку на плечо и сказал:
– Спасибо, Федь. Я понимаю. Умру, но не пикну. А вечером думать будем. Хотя, сдаётся мне, кой-чего уже сейчас предположить можно… не, не спрашивай. Это всё гипотезы, – важно закончил он.
День тянулся томительно и натужно. У Фёдора всё валилось из рук. Схлопотал выговор от Иоганна Иоганновича, на физике, где Илью Андреевича заменял штабс-капитан Шубников, нарвался на замечание («Кадет Солонов, вне зависимости от чего бы то ни было, долг ваш – овладевать знаниями!») с записью, в общем – сплошные неприятности!
Петя Ниткин, выслушав друга, держался молодцом. Со стороны ничего и не заметишь, разве что чуть больше задумчив, чем обычно.
Уроки до самого конца дня шли своим чередом, потом пришли Ирина Ивановна с подполковником, повели седьмую роту на снежную полосу препятствий – раньше она служила излюбленным местом яростных перестрелок на снежках, в которых Фёдор принимал самое живое участие; сейчас же, пару раз получив комками в плечо и бок, он не завёлся, как обычно, не кинулся с удвоенной энергией отвечать сопернику – нет, угрюмо закончил дистанцию, далеко не первым и даже не вторым, в середине, и мрачно, ни на кого не глядя, вернулся к ожидающим.
Ирина Ивановна зорко на него взглянула, подошла.
– С Ильёй Андреевичем всё будет в порядке, – сказала вполголоса, но с непреклонной убеждённостью. – Мы
