— Правильно.
— Ну и он бродит себе по земле. Чует свою силу. Он хочет, и это естественно. И вот в один прекрасный день идет он себе по лесу, — снова улыбка, опять поглаживание усов, — и встречает симпатичную обезьянку. Или гориллу. Или орангутанга.
Марианна уставилась на него.
— Ты, никак, шутишь?
— Нет. Ну, сама подумай: из всей обезьяньей семейки Каин выбирает именно ее. Они ведь похожи на людей, верно? Ну и запрыгивает на одну из самочек, сама понимаешь, как это делается. — Усатый для наглядности сложил вместе ладони. — Ну и приматка становится беременной.
— Круто, — пробормотала Соломенная Блондинка.
Марианна отвернулась было к своему бокалу, но мужчина снова похлопал ее по руке.
— Неужели не видишь, в чем фишка? У примата рождается ребенок. Полуобезьяна, получеловек. С виду чистая мартышка, иначе не скажешь, но постепенно, со временем, все больше и больше походит на человека. Усекла? Voilà![2]Человек появился в результате эволюции и божьего помысла. — Он улыбался, точно ждал награды.
— Нет, погоди-ка, давай разберемся, — решила поспорить Марианна. — Бог против инцеста и в то же время допускает спаривание с животными?
Усатый снисходительно похлопал ее по плечу.
— Просто я хочу доказать вам, что все эти пижоны с учеными степенями, которые считают, что религия с наукой несовместимы, лишены воображения. Вот в чем проблема. Ученые пялятся на мир через микроскоп. Верующие уповают на Священное Писание. И никто не видит за деревьями леса.
— Леса, — повторила Марианна. — Того самого, где живет симпатичная обезьянка?
Настроение резко изменилось. Или ей просто показалось?.. Усатый умолк. Как-то странно и долго смотрел на нее, и Марианне это не понравилось. Тут пахло чем-то другим. Запредельным. Глаза у него были черные, похожие на стекляшки, точно кто-то наугад прилепил их к лицу. В этих глазах не было и проблеска жизни.
Он моргнул и придвинулся еще ближе. Изучал ее.
— Эй, милая! Ты что, плакала?
Марианна обернулась к женщине с соломенными волосами. Она тоже смотрела на нее.
— Просто глаза у тебя красные, — пояснил мужчина. — Я не хочу вмешиваться и все такое. Но ты в порядке или как?
— Я нормально, — ответила Марианна. И подумала: «У меня язык заплетается или показалось?» — Просто хотелось спокойно выпить.
— Это я понял. — Он вскинул обе ладони. — Не хотел беспокоить, честно.
Марианна снова уставилась в бокал и боковым зрением старалась уловить хоть какое-то движение. Ничего. Усатый мужчина все еще находился рядом.
Она отпила большой глоток. Бармен протирал пивную кружку, быстро и ловко, как человек, давно занимающийся своим делом. Ей даже показалось — он вот-вот плюнет в нее, как в сцене из старого вестерна. Свет в помещении был приглушенный. Стандартное темное зеркало за стойкой бара — в такое не посмотришься, чтобы поправить макияж, — едва позволяло разглядеть посетителей в этом лестном для любой внешности дымном освещении.
Марианна разглядывала отражение мужчины с усами.
Он взглянул на нее. И она, точно под гипнозом, уже не могла отвести взгляда от его безжизненных темных глаз. Даже шевельнуться не могла. Затем на смену взгляду медленно пришла улыбка, и по спине у нее пробежали мурашки.
Но вот он отвернулся и вышел, и Марианна с облегчением выдохнула. Покачала головой. Каин совокуплялся с обезьяной — это же надо такое придумать!
Рука потянулась к выпивке. Бокал дрожал. Неплохое отвлечение, эта идиотская теория, жаль только, что хватило ее ненадолго.
Марианна снова вернулась мыслями к тому, что совершила.
«Неужели тогда это могло показаться хорошей идеей? Разве я все продумала — цену, которую за это заплачу, последствия для других, жизни людей, которые изменятся навеки? Наверное, нет».
Много вреда и боли. И несправедливости. Была всепоглощающая слепая ярость. Ее сжигала примитивная жажда мести. И ничего от этого библейского (или эволюционного?) «око за око» — кажется, именно так называют то, что она сотворила?
Переборщила с возмездием.
Марианна закрыла глаза, потерла веки. В животе заурчало.
«Стресс, наверное», — подумала она.
Открыла глаза. Показалось, что в баре стало еще темней. Голова закружилась.
«Нет, еще слишком рано. Сколько же я выпила?»
Она ухватилась за стойку бара. Так бывает, когда ложишься в кровать, перебрав с выпивкой, и все вокруг начинает вращаться, и ты цепляешься за первое, что попадется под руку, чтобы центробежная сила не вышвырнула тебя в окно.
Урчание в животе усилилось. Глаза ее дико расширились. Нижнюю часть живота пронзила страшная боль. Она открыла рот, но не смогла издать и звука — боль не давала. Марианна согнулась пополам.
— Что с тобой?
Голос Соломенной Блондинки. Звучит словно издалека. Невыносимая, просто чудовищная боль. Несравнимая ни с чем на свете, разве что с родовыми схватками. Рожать — это испытание, ниспосланное нам Богом. Разве можно представить — виной всему крохотное существо, которое ты должна любить больше, чем себя? Когда оно выходит из тебя, то вызывает такую физическую боль, что просто вообразить невозможно.
Неплохое начало для выстраивания дальнейших отношений, не так ли? Интересно, что бы сказал на это Усатый.
Бритвенные лезвия — вот на что это похоже. Они режут и полосуют тебя изнутри, словно стремятся выбраться наружу. Мыслить хоть сколько-нибудь рационально невозможно.
Боль поглотила ее целиком. Она даже забыла о том, что сделала. О вреде, который причинила не только сегодня, сейчас, но за всю жизнь. Родители рано постарели — а все из-за ее безумных подростковых выходок. Первый муж страдал от бесконечных измен, второй — от того, как она с ним обращалась. А потом появился ребенок. Лишь с немногими ей удавалось сохранять дружеские отношения, но хватало их всего на несколько недель.
Мужчины, которых она старалась использовать до того, как они используют ее… Мужчины… Возможно, это тоже часть мести. Обидеть, унизить прежде, чем они причинят боль тебе.
Марианне показалось, ее вот-вот вырвет.
— В туалет, — выдавила она.
— Поняла.
Снова Соломенная Блондинка.
Марианна почувствовала, что падает с табурета. Но прежде чем это случилось, чьи-то сильные руки подхватили ее под мышки, поставили на ноги. Кто-то, похоже, Соломенная Блондинка, направил ее к двери, подталкивая в спину.
Спотыкаясь, Марианна брела к туалету. В горле пересохло. Боль в животе не позволяла выпрямиться. Но ее поддерживали сильные руки.
Марианна смотрела в пол. Темно. Видно лишь собственные ноги, как она шаркает ими по полу, едва передвигает.
