красоты с редким именем; вещающий с экрана незнакомец, его безумное предложение…
В тот день, принимая предложение таинственного хозяина дома поработать в агентстве «Четверг», Егор даже не мог предположить, насколько сильно это изменит и его самого и его жизнь. Да, поначалу – к чему скрывать?! – он согласился стать криэйтором «Четверга», исходя из собственных эгоистичных мотивов. Рассчитывая получить уникальный материал для будущей книги, Егор и своих коллег по фантастическому проекту «Четверг» и «героев» агентства, для которых ему приходилось придумывать «сценарии перезагрузки сознания», рассматривал преимущественно как рабочий материал – как занятных персонажей ненаписанного пока романа.
Вот и главной героиней своей будущей книги – Аей Кайгородской Егор вначале увлекся как неким литературным образом – этакой занятной куклой. Тем более, что кукла и в самом деле оказалась необычной – писатель Осипов и сам бы лучше не выдумал: красавица, умница, да еще с таким вывертом, чертовщинкой, тайной, что Егора порой это даже пугало. Такую куклу хотелось разглядывать, разгадывать и, в конце концов – он возжелал забрать ее в свою коллекцию для безраздельного владения. Это поначалу писатель Осипов – самонадеянный идиот, возомнивший себя кукловодом, считал, что он сумеет сохранить независимость и сможет наблюдать за интересной героиней с безопасного расстояния, не сближаясь с ней; однако в какой-то миг произошло нечто незапланированное: кукла сорвалась с нити, ожила, вырвалась из под его власти, да мало того! – разбила ему сердце.
Ая Кайгородская заставила Егора увидеть в ней живую женщину – сложную, противоречивую, страдающую, несовершенную, и вместе с тем, прекрасную. Она ворвалась в его жизнь вихрем, разметавшим страницы придуманной книги, и дала Егору понять, что жизнь всегда больше литературы. Любовь к этой женщине вытеснила прочие смыслы и творческие амбиции, единственное, чего отныне хотел Егор – помочь Ае, спасти ее; а остальное имело для него лишь второстепенное значение – все, даже этот роман. Поэтому-то он теперь и не мог писать свою книгу, безнадежно застряв в пространстве третьей главы (да и можно ли собраться, настроиться на работу, если в голове сейчас одна мысль: где сейчас Ая, что с ней?)
После их вчерашнего разговора и сообщения Аи об ее предстоящей встрече с владельцем агентства, Егор не находил себе места. Бессчетное количество раз за сегодняшний день он набирал номер Аи, чтобы упросить ее разрешить ему отправиться на встречу с Четвергом вместе с ней, но Ая не отвечала на его звонки. К вечеру, отчаявшись дозвониться, Егор забросил роман и поехал к Ае домой.
Уже два часа он бродил возле дома Аи, всматриваясь и вслушиваясь в темноту ее окон, и, понимая, что она отправилась на встречу с Четвергом, сходил с ума от волнения.
Еще один круг возле дома… Снег клубился, вихрился метелью. Руки и ноги предательски заледенели, но Егор оставался на своем посту – ждал Аю. Если бы он знал, где находится дом Четверга, то немедленно рванул бы туда, сразился хоть с тысячей драконов, чтобы защитить Аю, а так, все, что ему сейчас оставалось – только глупо и бестолково метаться в метели. Все-таки удивительно, как легко, когда ты влюблен, в одночасье потерять свободу, стать уязвимым, слабым, впасть в зависимость от расположения, прихоти, благополучия любимой женщины. Вот он стоит здесь и как мальчишка дожидается ее, переживает: где она, что с ней… Сущее наказание. Недаром древние греки считали любовь наказанием, любовь была для них чем-то сродни болезни, беды, утраты свободы – наложенным на человека проклятием. Он никогда прежде так не любил. Да и любил ли он кого-то, кроме Аи? Егор подумал о бывшей жене – а что он испытывал к ней, что связывало их? Разве что страсть, чистая физиология. Он и имени ее сейчас не вспомнит, потому что все женские имена теперь свелись лишь к двум буквам А – Я. И нет других имен, нет других женщин. Сейчас он понимает, что вся его прошлая жизнь, прежние любовные связи, открытия, потрясения, книги – да, даже книги, были лишь прелюдией к этой любви. И в такой отчаянной зависимости от другого человека и в самом деле было что-то пугающее.
Наматывая круги рядом с домом Аи Егор невольно вспомнил бедняжку Тину, которая часами могла дожидаться его под дверью, как преданная собачонка (а у него ее преданность не вызывала ничего, кроме досады и раздражения) и вздохнул: должно быть, ирония мироздания заключается в том, что рано или поздно каждый окажется в шкуре другого.
* * *
Конец декабря
Москва
Услышав вопрос Кирилла, спросившего, как ее дела, Тина лишь грустно пожала плечами: ну какие дела, Кир, какие дела могут быть у человека, когда он любит кого-то без всякой взаимности, и даже – надежды на взаимность?! Так – сплошные любовные переживания!
Кирилл понимающе улыбнулся, – ничего не зная о любовных переживаниях, он давно понял, что в этой жизни по определению нет трех вещей: взаимности, гармонии и справедливости. А что есть?
– Есть только выбор между ужасным и невыносимо ужасным, – попытался утешить подругу Кирилл. Он – то вообще считал, что этот мир не имеет права на существование. Да, вот так – ни больше – ни меньше.
От такой неуклюжей попытки утешения Тина чуть не взвыла: да ладно, Кир, перестань, в мире много хорошего!
Нет, и «любовные переживания» не могли ввергнуть неисправимую оптимистку Тину Скворцову в уныние. Тем более, что Тина искренне верила в философию «маленьких радостей» и считала, что даже если в какой-то определенный период ты лишен большого глобального счастья, в жизни всегда найдется место маленьким радостям, которые в сумме потянут на вполне себе полноценное счастье. Столь полярные жизненные философии, как у Кирилла и Тины, плохо сочетались друг с другом, однако сей факт никак не влиял на дружбу доморощенных философов, и не препятствовал ей.
– Ну и что есть твои «маленькие радости»? – усмехнулся Кирилл.
Тина подмигнула ему зеленым глазом и, раскрыв сумку – необъятный, расшитый цветочками, баул, принялась перечислять: – Новая книга Роулинг, между прочим, подарочное издание «Волшебных миров», блины и имбирное печенье, которые я испекла сама, жаркое, соленые огурцы моей мамы с фирменным хрустом, инжировый джем и твой любимый коллекционный чай!
Кирилл, по-прежнему отказывающий этому миру в праве на существование, все-таки не смог остаться равнодушным и обрадовался. Да, обрадовался, и конкретно в этот миг вполне с миром примирился. А просто Тина Скворцова сама по себе была чистой неразведенной радостью; как всегда с ее приходом технократичное пространство ЦУПА наполнилось жизнью, уютом, смехом.
Кирилл был
