Кира надела венок:
– Куда пропала музыка?
– Нечистый он, этот Неприкаянный, – ворчал Мильтон.
– Да не переживай, давно он тут всех пугает. Не перепугает!
Кира продолжала танцевать, но чувствовала, будто её что-то сдавливает. Душит.
– Давай убежим! Уедем отсюда навсегда, – обнимала девушка Мильтона.
– Моя родная! – целовал её мужчина.
Мильтон и Кира бродили кругами и оказались возле избы с белыми наличниками.
– Зайдем? – предложил белокурый красавец.
Глаза Киры загорелись, она хотела есть, а из дома пахло курочкой. Они забрались за забор. Собака обнюхала Киру, но зарычала на Мильтона:
– Кузька, чего ты? – вышел во двор сонный Фома, – Вы кто такие?
– Милый человек, мы заблудились, хотели бы попросить воды и хлеба немного, – заговорил Мильтон.
– А через забор зачем лезть? Воры что ли? А что за баба с тобой? – возмущенно отвечал Фома.
Из дома в сорочке вышла его жена. Мужчина пытался оправдаться, но очень напористо:
– Агрессивный вы, Фома. Вон у вас жена какая красивая.
– Ты еще про неё чего скажи! – кричал Фома, рядом гавкал Кузька.
Из-за пса Кире пришлось отойти от забора и взглянуть на хозяев:
– Кира! – ахнул Фома, оглянулся на свою жену, – Что же это творится!
Кира увидела точно такую же себя в доме.
– Ты кто такая? Уходи отсюда! – Фома взял в руки топор.
– Ты чего это, дружок? Жена я твоя, забыл? – сказала Кира, пришедшая с Мильтоном.
– Не жена ты мне. На волосы свои посмотри, на вид свой посмотри. Ведьма!
С этими словами девушка за Фомой поднялась в воздух, волосы ее распустились, глаза стали зелеными, ногти почернели, одежда спала.
– Мааать…– упал Фома.
– Почему она? – воскликнула Кира.
– Успокойся. Ты сама хотела освободить свою душу, – Мильтон сжал в руках косу, и Кира начала задыхаться.
Фома махал топором, но не мог дотянуться ни до Мильтона, ни до ведьмы.
– Понравилось, Фома, тебе с ведьмой ночь? – язвил мужчина.
– Нет! Нет! Чур меня! – плакал Фома.
– Врешь, Фома. Эх, врешь. Нехорошо это, – ругалась ведьма.
Она подняла руку, да не успела схватить Фому, ворвался Неприкаянный. Вырвал он косу у Мильтона, положил за пазуху. Кира очнулась:
– Ах ты! – она бросилась на ведьму, начала волосы драть.
Ведьма отбивалась, но глаза у Киры горели сильнее прежнего. Издала она истошный крик, разлетелись воробьи, заскулил Кузька, проснулось всё село. Начали соседи подходить, но не видно было их взору, откуда крики, не могли они черту дома преступить:
– Молитесь! – кричал Батюшка, вытаскивая за шиворот Матушку, – Но не действовали слова на мильтона и ведьму.
Посыпались слова знакомые, начали в колокола звонить. Соседский дядя Ваня выбежал из дома, да так испугался, что свечу на стог сена уронил. Начался пожар. Выпустили скот рогатый, вынесли иконы. Начали звонить колокола. Дети плакали. Взрослые восклицали и причитали. Мильтон обжигался о крест и горячую молитву Неприкаянного. Огонь дошел и до дома Фомы. Протянула ведьма руки, наговаривать начала, из огня к ней вышла девочка с белыми бантиками:
– Мамочка, мамочка! – закричало милое дитя.
– Кира! Это же Матушкина! – крикнул Фома из последних сил, но девушка никак не могла отпустить ведьму. Матушка побежала через костер к дому.
Неприкаянный протянул руки к девочке, а Мильтон в это время выдернул косу, снова душить Киру начал:
– Служить мне теперь будешь. Не станешь ты свободной, если сама себя не освободишь, – насмехался Мильтон.
Кира уже не видела света белого, упала на порог и почувствовала, что летит. Слезы горькие её потушили пожар. Пролетела Кира над соседскими домами, над церковью, над речкой и лесом. Вернулась к дому, подошла к Мильтону. Склонила перед ним колено:
– Разреши Матушке помочь, – тихо попросила она его.
– Ты так ничему и не научилась, – сказал Мильтон. Ведьма толкнула девочку к людям, поцеловала Фому, да так крепко, что не смогла сдержать слёз.
Кузька в это время подбежал к ноге Мильтона и как укусил его! Он пнул собаку, да снова на молитву Неприкаянного наткнулся. Коса полетела прямо к нему в руки. Кира рассмеялась:
– Что же ты! Всемогущий, Всесильный? А простой человек больно делает!
– Не простой, чистый человек, – опустил голову Мильтон, и поднял руки, называя ураган.
– Хватит! – крикнула Кира. Волосы ее поднялись, на руках когти выросли, рассеивать тучи она стала.
Началась гроза. Ведьма совсем похожей на человека стала. Полюбила она Фому, как родного. Матушка запричитала, дочери своей в ноги упала. Неприкаянный Кузьку обнимал, а Кира и Мильтон силой мерились:
– Никаких тебе больше служанок! Ведьма я! – восторженно говорила она.
Силы покидали Мильтона. Глаза его больше не светились сапфирами, волосы совсем потускнели, руки стали опускаться. Упал Мильтон на землю замертво. Кира подошла к Неприкаянному, поручила беречь косу как зеница око:
– А ты, Фома, будь счастлив! Благословляю вас! – повернулась она к бывшему супругу.
– Кира…– чуть слышно прошептал Мильтон.
– Поднимайся! – пнула обессиленного мужчину Кира, – уходить пора отсюда.
И на рассвете покинули село двое. Одна осознала свою силу, другой – свое бессилие. Понравилась Кире ведьмина жизнь с Мильтоном.
В деревне зажили как и раньше: Батюшка перестал Матушку погонять, дочка выросла, у Фомы с невестой новой четверо детишек, только Кузька хромает немного. Столько лет спустя коса в избе Неприкаянного лежит нетронутая.
