улице их больше нет?
– Нету, вчерась заявились, приказали лечить ранетых, командиры ихние, а сами пить начали. Шли издалека, все в грязи и усталые.
– Двигай на улицу, в дом не суйся, пока не позовем.
– Оружия у них много, осторожно, Ваня.
Матвеич уже не помнил, когда его называли по имени. Привык к отчеству, от того даже вздрогнул.
Боя не было, так уж повезло партизанам, напасть в удобный момент. Двое пьяных оуновцев спали, уронив головы на стол, а оставшиеся двое еще пытались пить. Несколько коротких очередей из немецкого автомата, два или три выстрела из винтовки Матвеича, и наступила тишина.
– Капа! Иди сюда, все кончилось, – позвал Матвеич хозяйку хутора.
– Ой, трупаков-то сколько наделали, куда их тепереча?
– Оттащим сейчас к болоту, там быстро утопнут.
– Так далеко же? – И правда, до лесного болота путь был неблизкий, километра три по прямой.
– У тебя животины не осталось?
– Да какое там, еще в прошлом году эти же все прибрали. Почти год никого не было, а тут заявились. Что же, Ваня, война-то так и идет? Где же наши-то нынче? Сто лет никого не видела, а у этих ведь не спросишь!
– Начали давить помалу, скоро, Капа, скоро и до нас дойдут. Но без нашей помощи им труднее. Дело к тебе, Капочка, мальчонка у нас, раненый весь, ноги, спина, может еще куда, весь в крови.
– Так что же стоишь-то, дурак старый, тащи скорее! С этими и утром разберешься, выкинуть бы их только из хаты, провоняли все.
Вдвоем партизаны по очереди вынесли всех убитых оуновцев и побросали их за околицей. И правда, необходимости тащить их на болото пока нет, до утра ничего не случится.
– Фу, успели, живой вроде! – послушал дыхание у мальчишки Матвеич и решительно поднял его с земли.
– Давай помогу, чего все один таскаешь.
Семен подхватил за ноги, и вдвоем партизаны потащили легкого паренька к хате. На пороге уже встречала хозяйка.
– Капа, у тебя из твоей медицины что-то осталось еще? – спросил с надеждой в голосе Матвеич.
– Лекарств нет давно, зимой двое лечились, все извела на них, а больше никто не приносил. Вы где-то пропали, забыли меня. Думала, совсем сгинули.
– Не забыли, Капочка, не забыли, – погладил женщину по плечу Матвеич, – сама знаешь, чем мы заняты, сегодня здесь, а завтра хрен знает где.
– Что за мальчуган-то? – спросила хозяйка, помогая раздевать раненого.
– Точно не знаем пока, до отряда дойдем, попробуем по радио связаться, узнать что-нибудь. Девчонка на нас вышла, рассказала, что их отряд гауляйтера уничтожил. А парнишка этот вроде как за старшего у них. Отряд весь погиб, остались одна девица и вот он.
– Неужели эту скотину, наконец, смогли убить?
– Не знаем пока, не видели никого, сами с задания возвращались, эшелон у немца под откос пустили.
– Так, ладно, нагрейте воды мне, срочно, в комоде простынь распустите на бинты, быстрее, мужички!
И женщина начала колдовать над раненым. Не дождавшись теплой воды, принесла той, что была на кухне, не ледяная и ладно. Обмывая тело, женщина то и дело удивлялась, и глаза ее расширялись.
– Господи боже, да кто ж его так? Мальчишка ведь совсем! – причитала женщина.
Подоспела и вода. Срезав бинты со спины, что наложили партизаны, женщина принялась промывать рану, из нее вновь пошла кровь.
– Матвеич, подержи! – она вставила расширитель в рану и передала его партизану. Сама же начала копаться в ране, и вскоре на пол упала пуля. – Тут нормально, кости я, конечно, проверять не стану, сейчас обработаю и будем ногами заниматься. Если бы артерию перебили, уже бы помер, значит, и там, скорее всего, не тяжелое.
– Твоими бы устами, Капа, да мед хлебать! – пробасил Матвеич и зажмурился. – Держись, сынок, держись, – наклонившись к парнишке, прошептал партизан.
С ногами ковырялись дольше, одна была прострелена навылет, а вот во второй пуля засела под сустав и пришлось долго ковырять, чтобы подцепить ее. Мало просто вытащить пулю, нужно ничего попутно не порвать.
– Трудная работа у хирургов, ох и трудная, – выдохнул Семен, закуривая «козью ножку» на крыльце, куда их выгнала Капа, закончив операцию.
– Не говори, помогал пару раз уже, насмотрелся, даже просто глядеть и то тошно, а уж копаться там…
– Бр-р-р, – подытожил Семен. – Уж лучше насмерть, чем вот так.
Через полчаса хозяйка хутора вышла на улицу, попросила полить ей на руки воды и, умывшись, позвала партизан в дом.
– Так, ребята, дело мы сделали, но хрен их знает, этих бандеровцев, откуда они сюда пришли и зачем. Парня я спрячу, вы знаете, у меня, если только с собакой будут, смогут отыскать, и то не быстро. Но вы с утра, как закончите с этими подонками, дуйте в отряд. Если парень и правда тот, каким его описала ваша деваха, за ним должны будут прислать людей и вывезти его отсюда. Сами понимаете, лекарства нужны, а где я их возьму?
– Ладно, Капочка, ты уж постарайся мальца сберечь, знаю я про твои травушки-муравушки, поколдуй над ним, а мы уж постараемся все узнать, как можно быстрее.
Партизаны таскали трупы бандеровцев на волокуше, по трое зараз, устали как черти, а впереди еще долгая дорога в отряд. Вышли только после обеда, а уж когда доберутся, даже не представляли сами.
Парень не приходил в себя, и хозяйку хутора, в прошлом хорошего врача, это беспокоило. Женщина ухаживала за ним уже три дня, вспоминая все свои навыки и рецепты, доставшиеся по наследству от матери, а та была знатной травницей.
Вот уже больше года прошло, как Капитолина Георгиевна Колюжная схоронила своего любимого мужа, с которым прожила больше тридцати лет. Пять лет назад они оставили работу в больнице, муж был старше ее на десять лет, возраст давал о себе знать, и мужчина начал сильно болеть. Они уединились здесь, на лесном хуторе, посреди болот. Почему именно здесь? Кондратию Степановичу здесь понравилось, чувствовал он себя здесь хорошо, вот и остались. На хуторе жили старик с женой, приютили, разрешили жить с ними и помогать по хозяйству, а через год друг за другом отдали Господу души. Так и остались здесь Капитолина с мужем одни-одинешеньки. Детей у них не было, Капитолина не могла их иметь после тяжелой болезни, которую перенесла в молодости, сразу после революции, оставалось одно в этой жизни: заботиться о любимом муже.
Три дня, меняя повязки, осматривая раны, женщина не находила себе места. От партизан новостей нет, мальчик не очнулся до сих пор, а она очень хотела его «поднять». Худой, но очень развитый