ли старуха — успела подумать Лёка, прежде чем шлёпнулась на задницу.
— Глаза-то открой, — потребовала где-то неподалёку Лада Всеславна.
Лёка испытала такое облегченье, что чуть не выдула вместе с воздухом лёгкие. Бабуля жива! И судя по командному тону вполне здорова. Сестрёнка тоже — иначе грозная бабушка уже бы рвала и метала.
— Где мы? — открыв глаза, уточнила Лёка вернувшимся на место голосом.
— Вставай, — недовольно воркотнула бабуля.
— Пока не узнаю, во что влипла, не встану — закапризничала Лёка, чувствуя себя полной дурой, но не в силах остановиться.
Её вдруг накрыла обида: она чуть со страху не окочурилась, а Лада Всеславна даже не испугалась своего падения в тартарары. Не зарыдала, не бросилась на грудь — будто так и надо!
— Умничает, — где-то за спиной авторитетно заявила Ветка.
Кристально спокойным голосом. С оттенком превосходства того, кто уже в курсе событий, над вновь прибывшим.
— Строптива она у тебя. Чисто ёж дремучий — неодобрительно прокряхтел то ли старик, то ли старуха.
— Да, сил уже никаких нет! — внезапно окрысилась бабуля. — Скорей бы уж замуж выпихнуть! С глаз долой.
— Может её в зверушку какую обратить? — тоном завзятого воспитателя предложил то ли хозяин, то ли хозяйка тартараров.
— Ой! — восхитилась Ветка. — А, можно в крысу? Я ужасно хочу ручную крысу, а ба запрещает.
— Вот ещё! — тут же расфыркалась Лада Всеславна. — Всякую погань в дом тащить.
— А кто это? — выпалила Лёка, увидав, наконец, специалиста по превращению царевен в лягушек.
Всё-таки дед. Хотя — пригляделась она — соскреби с лица жидкую бородёнку, и получишь бабку. Тем более что длинные пегие патлы на голове заплетены в тощую похожую на крысиный хвост косичку.
Драную рубаху поверх допотопных кальсон не найдёшь даже в фильмах про седую старину, замешанную на кромешной мистике. Это не рванина — ветошь какая-то. Сквозь неё просвечивало тощее угловатое сутулое тело. Упыриное — тут же пришло в голову… страхов, впрочем, не добавив.
Да и Ветка таращилась на это чучело благосклонно: значит, не обидел. Глаза сестрёнки излучали совершенно не подходящий случаю живейший интерес. А вот Лада Всеславна щурилась на это нелепище крайне неодобрительно — почти враждебно.
Какое безликое лицо — разглядывала его Лёка, силясь понять, с чем столкнулась. Сплошь изрытое морщинами, но ни единого старческого пигментного пятна. А глаза? Точная копия глюка, что подмигивал ей с грибного пенька. И, честно говоря, они больше походили на довольно неприятные с виду бельма. Однако существо в дивно ветхом прикиде слепым не было: зыркало на вновь прибывшую с любопытством.
Именно существо — озарило Лёку, что это чучелом не дышало. То есть, совсем. Липучий страх вновь накинулся на неё, разбух и обострил все чувства. Взгляд метнулся в сторону бабули — та напряжённо следила за упырём с видом старого знакомца. Насторожённо, словно знала, чего от него ожидать.
— Ну? — моментально сосредоточилась Лёка, заподозрив её в подвохе. — Что я должна знать? И почему вы не в панике? Кстати, — закрутила она головой, — мы точно под землёй? Или я грибов нанюхалась?
— Белых? — съязвила Ветка, поигрывая каким-то подозрительно не похожим на дерево сучком длиной в мизинец. — Ба, они что, тоже галлюциногенные?
— Ой! — досадливо отмахнулась та. — Да, отстань ты. А ты? — придирчиво оглядела она старшенькую внучечку. — Пришла в себя?
— Да, где мне! Я ж дремучая, как ёж, — вдруг разозлившись, передразнила Лёка в буквальном смысле слова бездыханного упыря.
— Ещё и дразнится! — обиделся умопомрачительный персонаж, добавив: — Твоим языком тока улицы мести. Ещё раз обзовёшь упырём, волосы изведу.
— В смысле? — не поняла она, обнаружив, что он ещё и мысли читает.
— В прямом: будешь по гроб жизни лысой бегать, — безапелляционно напророчил злодей.
— Итак? — встряла в их куртуазную беседу Ветка.
Подойдя к сестре и покрутив своим — кажется, серебряным — сучком перед носом обветшавшего чудо-юдо.
— А тебе чего?! — огрызнулся тот на баловницу.
И опасливо покосился на бабулю. Которая как-то незаметно покинула их тесный кружок. Неспешно прогуливаясь вдоль стены с виду обычной пещеры. Правда, необычно светлой для подобных природных сооружений. Стена чем-то её заинтересовала: указательный палец бабули то и дело что-то царапал или ковырял.
— А тебе? — бросив свои исследования, строго переспросила Лада Всеславна и двинула в атаку на потрёпанного прохиндея: — Не мог по-человечески к нам выйти? Раз уж так приспичило. Устроил тут цирк с факирами.
— Ба, ты о чём? — удивилась Ветка, тоже преисполнившись подозрениями на её счёт.
— О мороке! — прямо-таки прошипела та в лицо попятившемуся дедульке.
— Гипноз? — моментально догадалась Лёка, что никто её в земле не топил.
А в пещерах и вправду не бывает светло, как днём. Да и палец бабуленьки, ковыряя каменную стену, вроде как пару раз утонул в ней. В голове тогда промелькнуло, что в очередной раз померещилось — выходит, что нет.
— Не гипноз. Но что-то вроде, — проворчала пожившая и повидавшая всякого женщина.
После чего продемонстрировала зажатый в пальцах кусочек коры.
— Сосновая, — опознала добычу Ветка. — Получается… мы сверху, а не снизу? Значит, вокруг деревья, — констатировала она.
И вдруг махнула поблёскивавшим сучком крест-накрест.
Пещера пропала. Вокруг задирали нос всё те же кичливые сосны-великаны. А под ногами земля, на которой даже трава не растёт. И ельник на месте — обернувшись, подвела итог Лёка.
— С этим разобрались, — облегчённо выдохнула она и неожиданно для себя подобрела: — Дедуль, а бабуля права: поговорим? По-человечески.
— О чём? — буркнул тот, не сводя глаз с крутящегося в пальцах Светки сучка.
Посопел-посупился и вдруг уважительно изрёк:
— А он тебя, видать, признал.
— Кто? — машинально ляпнула Ветка, любуясь волшебной штуковиной.
То ли серебряной, то ли платиновой. В принципе, какая разница? Разве что в цене материала.
— Кнут-самобой, — на полном серьёзе огорошило их чудо-юдо.
Бездыханное и беспардонное. Но, явно не склонное шутить над чем-то для него ценным — поняла Лёка.
— А потому, девка, — продолжил этот мистификатор, — тебе уж не отвертетися.
— Не отвертетися,
