и Хранители, к которым я уже привык. Глаза были закрыты. И всё же… Алеф была права. Чувствовалось, что это — именно женщина.
— А она точно мертва? — спросил Сайко, встав рядом. — Может, она без сознания? В коме? Спит? Или просто лежит с закрытыми глазами! Что мы знаем об этих тварях, помимо ничего?
— Есть предложение, — присоединился к нам Гайто. — Мне всё равно хочется испытать ствол. Отчего бы не выдать ей в голову?
— Боже, — услышал я слабый голос Сиби, — вы только посмотрите на меня. Жалкая развалина! Парень предлагает выдать со ствола в голову дохлой бабе, а у меня даже нет сил это обстебать. Я совсем расклеилась. Это — начало конца.
Гайто приставил пистолет к голове инопланетянки и вопросительно посмотрел на меня.
Я колебался. С одной стороны — да. Восставшая инопланетянка нам ни к чему. Вряд ли она покажет нам, на какую кнопку нажать, чтобы уничтожить Чёрную Гниль и вернуться домой. С другой, стрелять в безоружного и неподвижного соперника, даже не разобравшись, соперник ли это…
Я покосился на Алеф, ища совета, и обнаружил, что она — бледнее смерти. Даже губы, кажется, посинели.
— Эй, ты чего? — тряхнул я её за руку.
— Н-н-не… знаю, — пролепетала она. — Мне плохо…
— Ага! — воскликнула Илайя.
Я резко повернулся к ней как раз вовремя, чтобы увидеть, как она тыкает пальцем в кнопку. Одну из тех, что были сгруппированы у самой стены, как бы особняком от остальных.
— Нет! — крикнул я.
Поздно.
Кнопка ушла в пульт и тут же вернулась в прежнее положение.
— ** твою мать, сука! — Сиби взвилась едва ли не до потолка и тут же схватила Райми, оттащила от стены.
— Что? Что ты делаешь?! — недоумевала та.
Но как только Сиби отшвырнула её, Райми замолчала.
Все замолчали.
Стены больше не было. Вместо неё перед нами раскинулась бесконечная чернота, испещрённая пылающими точками звёзд.
— О-о-о… — протянула Илайя и коснулась рукой невидимой стены.
— Это что — экран? — Лин вскочила с места и подошла ближе. — Как в той комнате?
— Как в той комнате, — подтвердила Илайя. — Не экран.
Мы все медленно подошли к «не экрану». Взгляд тонул в космических безднах. От осознания того, сколько там миллиардов километров (да что километров! световых лет!), в груди что-то жалко и беспомощно сжималось.
— Погоди… — Я облизнул пересохшие губы. — Если это не экран, то… это что — иллюминатор?
— Иллюминатор, — подтвердила Илайя и засмеялась, прижавшись лбом к невидимой стене. — Ил-лю-ми-на-тор! — пропела она и погладила стену.
Я смотрел на её бледную ладонь, которая провела, будто лаская, по пустоте раз, другой, третий. Потом вдруг сжалась в кулак и с силой ударила.
А после этого Илайя показала космосу средний палец.
— Я существую, — прошептала она хрипло. — Я существую, сука!
Потом раздался визг. Визжала Алеф. Она пятилась прочь от иллюминатора и кричала. Руки метались, то пытаясь закрыть глаза, то уши, то вцепиться в волосы. А потом они и вовсе отправились в путешествие по телу. Если бы не бледность лица и не этот истошный непрекращающийся крик, можно было бы подумать, что Алеф исполняет эротический танец.
И сквозь всё это безумие пробивался торжествующий крик Илайи:
— Я существую, сука! Существую!
Часть 1. Дочь еретиков. 01. Полная очистка энергии
Из дома я вышла до восхода солнца, закинула за спину вещмешок с пожитками и двинулась по пустынной дороге.
С тех пор как энергополе перестали поддерживать, девяносто восемь процентов транспорта перестало работать. Города и деревни окончательно превратились в автономные государства, бьющиеся за выживание, кто как умеет.
По дороге я думала о том, как мне повезло.
По дороге я думала о том, как же это глупо и нелепо, что повезло мне во многом лишь потому, что я живу в большом городе, рядом с которым есть действующий порт.
Миллионы других, таких же, как я, по всей планете, наверняка тоже слышат Музыку, но добраться до ближайшего порта своими силами для них просто невозможно. А забирать их на местах — несообразно дорого.
Космос давно обходится собственными ресурсами. Наша земля для них — свалка опасных отходов. Гипотетически на этой свалке есть жемчужины, но проще и спокойнее представить, что их нет.
И всё же космос не отвернулся от нас окончательно. Потому я бреду сейчас по пыльной дороге, мимо притихших пятиугольных зданий, мимо умерших восстановительных капсул, мимо руин и развалин, мимо…
Да, мимо трупов.
Утро — время покоя. День — время работы. Ночь — время буйства. Так всё обстоит в нашем перевёрнутом мире.
Ночью я бы не смогла пройти этим путём и остаться в живых. Однако сейчас, утром, все безумцы отсыпались. Они проснутся на закате и вновь начнут погромы и убийства. В столь же тщетной, сколь и бесконечной попытке обратить на себя внимание вселенной, доказать ей что-то.
Что?..
— Эй, ты!
Я вздрогнула и обернулась.
Ко мне быстрым шагом приближался Скит. С ним мы когда-то сидели рядом на уроках в школе. До тех пор, пока безумцы не убили учителя, и школа не потеряла всякий смысл.
— Здравствуй, друг! — Я послала ему белую ментому, свою излюбленную.
Он отмахнулся от неё и ничего не послал взамен. А я продолжала светить белым, но он как будто и не видел спектра. Подошёл, остановился напротив, смерил меня взглядом.
— Улетаешь?
— Я ведь давно решила.
— Тебя берут?
— Как видишь.
— Бросаешь меня.
— Прости.
Скит покачал головой и вдруг порывисто обнял меня, прижал к себе.
— Покажи им всем там, — попросил он. — За нас всех.
— Береги себя, — сказала я.
— Было бы что беречь.
Его ментома была ярко-красной. Он бодрился.
Когда он шёл назад, его качало. Он устал. После этой ночи он устал.
Закрыв глаза, я постояла несколько секунд и отвернулась. Пошла дальше.
* * *
В порт я прибыла за сорок минут до отправления. Поздновато. Планировала прийти за час. Час — это вселяет спокойствие. Час — можно не торопиться.
Здание порта сверкало издалека стальными шпилями и чисто вымытыми окнами. Порт — наместник космоса на земле, и здесь казалось, что мир вовсе не кончился. Что он продолжает быть.
Слева от входа —
