самого дна. Поэтому вторая часть меня кричит, чтобы я бежал сломя голову из этого города тревог, пока воспоминания о белокурых волосах с запахом горя не добили меня окончательно. Бежал без оглядки, помня карие глаза, которые мне верят.
Я заказал еще кофе, но только уже с собой, и побрел по центральным улицам. Я бы мог встретить Надин где угодно. Она могла просто пройти мимо, не обернувшись. Или, узнав бывшего, продышать со мной редкие мгновения на одном дыхании, впившись в меня холодным взглядом. Она могла бы проехать рядом, выплеснув на улицу шлейф своих уникальных духов, от которых бы мои колени задрожали вновь. Но любой бы миг сладкого забвения кончился бы быстро. Хотя…, кажется, я все же в этом мало уверен.
Мне уже давно не снится блаженная прошлая любовь, и я не встречаю с болью рассвет. В зеркале меня больше не ослепляют грустные синие глаза с тревогой полуночного зверя. У порога больше не бьется от истерик мое отчаяние, и давно затянулись все раны, в которые безжалостно сыпалась соль. Я очень давно не скитаюсь ночами в снах и не ищу ответы на свои вопросы у одинокой луны. Я больше не шепчу имя бывшей девушки, и ее силуэт не стоит перед моими глазами туманом, но я все равно думаю о ней иногда…
Теперь у меня совершенно другие отношения и совершенно другая девушка. Она не похожа ни на одну из тех, кто был со мной раньше, даже на часовые утехи. Увидев ее впервые, я не мог и подумать, что когда-то у нас может с ней случиться даже секс. А теперь эта девушка звонит мне по многу раз на дню и ждет новых встреч. И, кажется, что и я их жду, потому что в эти моменты я чувствую себя нужным. Ее глаза не врут. Я вижу, как они загораются, когда она лицезреет меня после долгой разлуки, и слышу, как ее голос дрожит, когда она давно меня не слышала.
Начиналось все у нас банально, как в классическом слезливом романе, — Лия была моей подругой, на груди у которой я забывал о больной любви. Я много ей рассказывал. Мне казалось, что так будет проще: выплеснуть свою боль и наполниться чем-то новым.
Лия была мне отличной подругой. Я с ней не играл никакие спектакли. С ней моя душа разучилась страдать. Она не делала каждый раз сочувствующие глаза, и в то же время я чувствовал ее тревогу за меня. Рядом с ней мне становилось легче. Периодически я видел смущение Лии от каких-то сложных сексуальных тем, но мне это в ней нравилось. Симпатизировало ее серьезное отношение к мужчинам и отсутствие любых вольностей в их направлении.
Мне было удобно с ней. Потому что притяжение, которое обволакивало нас, не было от желания трахаться. Это было сродни брата и сестры. Что-то такое, о чем я мог лишь догадываться. И это тоже мне в ней нравилось. А ей нравилось, что я больше не трачу на всякую ерунду и глупости свое свободное время. Она ощущала, что я тянусь к ней. Видела в этом свое особое предназначение. И я, устав от бурной молодости, безропотно плыл к берегам дружбы с этой девушкой. Но, приплыв, оказалось, что притяжение друзей разного пола все равно ведет в постель.
II
— При-ивет! — вновь раздалось в телефоне.
— Привет.
— Я так рада тебя слышать! Так ра-ада! Чем ты занимаешься?
— Да ничем. Сижу на балконе. В номере отеля. Смотрю на город.
— Покажешь мне вид с балкона?
— Могу, если хочешь. А ты чем занимаешься?
— Я наконец-то дома. Погуляла с собакой. Не стала тебе звонить заранее, хотелось побыстрее закончить все дела, чтобы ты был весь вечер мой-мой-мой.
— Хы. А я уже был готов потерять тебя. Долго не было. Думал, что сложный зачет.
— Да нет. Все как обычно. Давай лучше о тебе?! Ты больше вредности не ел?
— Лия! Ну, может, хватит?!
— Просто скажи: ел или нет?
— Ничего я не ел! Скоро с твоим контролем буду жевать только траву, — вновь злился я.
— Но ведь ты понимаешь, как это важно!
— Нет! Я не понимаю! Не понимаю! Но, главное, что я не могу взять и изменить свои привычки по щелчку пальцев!
— Ну, — голос ее с трепетом дрожал. — Надо постараться. Это просто необходимо! — она с шумом выдохнула. — И почему ты говоришь, что не можешь изменить свои привычки? Ведь ты и раньше не ел особо сладкого. Всегда следил за фигурой. Тебе должно быть легко. Ты просто упрямо сопротивляешься!
— Пусть так!
— Что ж! Тогда… Так когда ты летишь обратно?
— Решила сменить тему? Так лучше. Завтра. Я уже купил билет на самолет. Вылет в обед.
— Ура! Ура! Теперь расскажи, чем ты сегодня занимался.
— Гулял по городу.
— Ммм. Где гулял?
— Тебе ничего не дадут названия улиц.
— Воспоминания? Ностальгия? О чем-то? Или…
— Ты снова о ней? Еще скажи, что ты не ревнуешь! Что в очередной раз ты мне выносишь мозг подводками к тому… видел ли я ее?! Нет! Не видел!!!
— Почему ты тогда нервничаешь?
— Я уже устал отчитываться! Я говорил много раз, что я видел ее в последний раз год назад. Все! Больше нас ничего не связывает!
Она замолчала. Больше к теме о Надин не возвращалась. В этот вечер.
Вокруг отеля, в котором я остановился, стонали как обычно безлико дома. Серые подъезды скалили зло зубы июньскому теплому вечеру. Этот город, по обыкновению, был мрачным и сухим к тем, кто возвращался в него в ностальгической печали. И даже к тем, кто год от года утопал в его жизни безвылазно.
Терпение, с которым жили люди этого города, было на минорной ноте, переросшей в острый хронизм. Апатия часто рождалась в темных улочках и становилась отчаянием. Мир в этом мегаполисе был негармоничным. Здесь можно было пропасть навсегда, не почувствовав никакой отдачи от крохотной надежды выжить. Черные дни протекали на повторе в каждой подворотне. Кто-то еще верил во что-то лучшее, приоткрывая двери для счастья. Но в них могли зайти только воры или убийцы, цинично расправившись над чьим-то ожиданием лучшего. И так летели дни за днями, суета за суетой, будни за буднями, и лишь периодический красивый закат окрашивал этот серый город во что-то яркое. Словно разноцветные краски неба были способны его спасти от мрака.
— Красивый закат! — с восторгом озвучила очевидное Лия, увидев очередное присланное фото с балкона номера отеля.
— Правда? По-моему,
