не особо хорошо отвечающий внешнему миру, почуял беду. Горячие слезы намочили его щеки и широкую, рыжую бороду. Кулаки Жана ужасающей величины, посинели от напряжения, а внутри бурлила первозданная злость. Остановив взгляд на макушках вековых деревьев, Жан мгновенно переменил настроение. Теперь ему вспомнилось время, когда они с отцом, выслеживая дичь, пропадали сутками, в лесу. И тогда улыбка на долю секунды растеклась на его каменном лице, напоминая лошадиный оскал. В ту пору они еще охотились на животных. Только на животных. Вдвоём и по-честному. Олени и разного рода мелкие животные не редко бывали на большом обеденном столе, за которым собирались отец, мать, сестренка Агата и он сам.
Жизненный уклад семьи изменился, с кончиной Агаты. В один из солнечных августовских дней, когда тепло еще было в силе, девочка помогала матери, когда та готовила ужин. Предстоял праздник, а именно день рождения Магбеты. В этот день она была крайне нервной и вспышки необузданного гнева происходили по любому поводу. Ноги и руки Агаты дрожали от напряжения, когда она несла большой чан с кипятком, с трудом удерживая в маленьких ладонях. Гигант Жан как раз в это время зашел на кухню. Разворачиваясь во всю ширину своего огромного тела, он подтолкнул младшую сестру, не заметив её ничтожного присутствия. Не устояв на ногах, Агата опрокинула почти всё содержимое кастрюли на грудь сидевшей напротив матери. Рассвирепев от накатившей боли, женщина в диком припадке ярости стала бить дочь. Глаза Магбеты налились кровью. Желчь, копившаяся месяцами, нашла, наконец — то повод выйти. В это время Жан парализованный страхом, застыл в углу кухни. Он знал вкус ударов Магбеты с самого рождения. Его подбородок трясла дрожь, а по штанам к ступням медленно стекала теплая моча. В себя пришла Магбета когда забитая у ног, Агата уже перестала подавать хоть какие-то признаки жизни. Посовещавшись с пришедшим мужем, Магбета приступила к разделке. Тысячи раз проделывала она это с тушками зверей, не растерялась и в этот раз. Заехавшим в тот вечер путникам был предложен молоденький поросенок, которого они съели с большим удовольствием. Так были решены два вопроса: как быть с тельцем и чем накормить нечаянно заехавших на постой гостей.
Треснув дверью, Жан стал рыскать по дому. Заскочив в небольшую полуподвальную комнатку, увешенную блестящими цепями с почерневшими от засохшего жира крюками на концах, парень натолкнулся на мать. Краснолицая Магбета дребезжала, наклонившись над распахнутой настежь клеткой, постукивая по грязной решетке толстым, железным прутом.
— Папэ! Там, там! — задыхаясь, бубнил сын, указывая в сторону двери.
— Что с твоим дураком отцом может произойти?! А вот девка сбежала! — отмахнулась женщина. Массивные руки Жана потянули сильнее, заставив Магбету последовать за ним. Её грузное тело, небрежно тряслось, когда она пыталась успеть за быстро шагающим сыном. Мать всегда удивлялась, на сколько, изощренно способна природа распорядиться зверской силой и при этом обделить умом её сына. Родившийся маленьким и хилым, Жан в первую неделю был на волоске от смерти. Он задыхался и, не останавливаясь, плакал, но выжил. До трёх лет, мальчик не мог встать с постели, издавая мычащие звуки. Тогда он ползал, стирая живот и локти до мяса. Родители почти не обращали внимания на Жана, изредка подбрасывая ему постной еды. Долговязый Жан, чаще интуитивно, понимал, что от него хотят. Примерно на уровне дрессированной собаки. Позже он, стал крепче. Стал неуверенно, шаг за шагом передвигаться по комнатам, а со временем перегнал по росту и величине всех членов семьи.
— Брааам, — заскулила Магбета, упав на одеревеневшее, ледяное тело супруга. Её пальцы вцепились в грязный отворот рубахи, а крупные слезы выводили извилистые линии на испачканной грязью и кровью шее мужа. Она долгое время не могла оторваться, прижимая холодные ладони рук к своим жирным губам. Спрятав широкие, могучие кулаки за поясницу, вторил её горю и Жан, опустивший раскрасневшееся лицо к земле. Одна из свиней, почуяв знакомый, сладкий запах мертвечины, подобралась к голове Брама, помятую макушку головы.
— Прочь, — завопила грузная Магбета, — сгинь тварь! Отпустив лохмотья Брама, она повернулась на правый бок, а затем на спину. Нервные судороги, сжимали её конечности, сворачивая в узел всё рыхлое тело.
— Ты кусок дерьма! — завопила она, воткнув сверлящий взгляд в молчащего Жана, — где ты был, когда это произошло?! Густой, липкий смех, вырвался из её горла усеянного мелкими, гнойными наростами. Выпятив оставшиеся, редкие зубы, Магбета смеялась, вырывая резкими движениями чёрные, поредевшие волосы из верхушки своей качано образной головы. Испуганный и расстроенный Жан переминался с ноги на ногу. Его голова гудела от навалившихся переживаний, и он страстно желал унять свербящую тревогу. Бегающий, свирепый взгляд Магбеты остановился на опрокинутом тельце Поль, что по-прежнему оставалась без сознания. Едкая улыбка засохла на синеватых губах Магбеты.
— Сюда её! — зашипела она, властно метнув указательный палец в сторону девочки. Подняв лёгкое тело, Жан перенес обмякшую Поль к ногам матери. Живой, клокочущий блеск заметался во взгляде Магбеты. Подняв скользкий, испачканный грязью клинок Брама с земли, она медленно прядь за прядью стала отрезать грязно — золотистые детские волосы. Она не торопилась покончить с девчонкой, предвкушая медленную, обстоятельную расправу. В груди Жана кипели и жгли нутро неосознанные, раскаленные чувства. Смутные, лихорадочные воспоминания о маленькой Агате неосторожно всплыли, бесцеремонно вскрыв старые душевные раны. Он по-прежнему мучился тошнотворными спазмами, от страха перед женщиной, что родила его. Всхлипывая, человеческий монстр присел на землю, крепко обняв Магбету за плечи. В воздухе послышались глухие щелчки и треск лопнувших костей. Дрожащие пальцы рук Магбеты разжались, выпустив голодный до человеческих судеб нож. Сердце Жана бешено колотилось, а по лбу к глубоко посаженным глазам медленно сползали капли едкого пота. Внутри стальных объятий Жана бушующий, яростный огонь, неуклонно терял силу. Постепенно отступая, боль переместилась к кончикам пальцев, и Жан увидел тонкую, багровую полосу, оставленную лезвием клинка. Тишина, вязкая и вонючая окутала слабое сознание Жана, но он начал догадываться о молчаливости прикрывшей веки Магбеты. Жан осторожно опустил черноволосую голову матери на пыльную, серую поверхность земли. Теперь сердце почти не чувствовало страшащей прежде его тревоги. Величайшей радостью преисполнился Жан, не слышавший больше хлестких, грубых слов Магбеты и бренчания неугомонного Брама. Великан лег между остывших, зловонных, кожаных кукол, прежде называвшихся его родителями, и прижал их к себе. Безмолвному Жану почему-то до дрожи захотелось почувствовать, линию сладких, душевных импульсов из девства. Так было много лет назад. В те времена Брам и Магбета ещё до конца не могли знать своего любимого дела. Они постоянно отвергали сына, но он любил их. Просто так, без причины. Прошло около двадцати двух лет, но Жан помнил многое. И он мечтал,
