Александр Чечитов
Запах души
Мы встретились с ней на руинах её разрушенной жизни, когда она восседала на обломках разрушенных стен, в середине горящей комнаты развёрнутая левым боком ко мне. Думаю, она не особенно жаждала жить в тот момент, но и смертью от неё не пахло. Определённо. Желтые точки отражались в её отрешенных, влажных глазах. Она временами тёрла щеки, как будто ей было холодно. Какой вздор растирать лицо, когда вокруг пространство и воздух плавятся от раскалённых волн первозданного огня. Её звали Эля. Конечно, зовут и теперь. Но сегодня, имя её, воспринимается немного иначе, для тех, кто знал Элю прежде. Поначалу, она не замечала моего нечаянного присутствия, когда я появился возле неё. На розовом махровом халате Эли, одетом поверх синих подштанников местами тлели раскалённые искры. Кисти рук так же кое-где пострадали от небольших ожогов. Больших поражений кожных покровов я не увидел. В какой-то момент я поймал направление её взгляда. Она холодно смотрела на приоткрытую дверь ведущей в глубину дома, куда повалились тлеющие бревна, упавшие с пылающей крыши. Я попытался растормошить её. Не знаю, сколько это продлилось. Кожа на испачканных сажей её щеках, покрылась мелкой дрожью. Да она определённо смогла осознать и принять моё присутствие.
— Ты пришел, чтобы спасти меня? — спросила тихо Эля, пытаясь заглянуть в мои глаза.
— Мне нужно помочь тебе выбраться отсюда, — ответил я как можно непринуждённее.
Она не торопилась продолжать разговор, вновь обратив внимательный, сосредоточенный взгляд к двери. Крыша и толстые, деревянные стены, трещали пожираемые огнём. За спиной моей упало несколько горевших листов потолочной обшивки, и в комнате расползлись серые клубы дыма. В защитной, пожарной форме специального покроя мне не составляло труда находиться в охваченном пламенем здании. У Эли такого костюма не было, и я предложил ей свою куртку. В ответ, она лишь подняла средний палец вверх, указав направление, куда я должен был по её мнению отправиться со своей заботой. В этом нет беды. Пожарные вроде меня часто сталкиваются с различными сложными ситуациями. Кто — то, совершенно не отдавая себе отчёта, забирается в горящий дом, чтобы спасти фотографии детства. Естественно не мало таких, кто превращается в пепел в надеже спасти деньги. Мне становится немного смешно, от мысли о том, что человек ставит на пьедестал материальное, по сути своей никогда по — настоящему ни владея ничем. Даже тело его, костюм для бренной души. Но это настолько очевидно, что даже противно.
— Ну, так что, — обратилась более громко ко мне Эля, — как зовут тебя спасатель?
— Может, познакомимся немного позже, — отозвался я по-прежнему беспристрастно, — давай выбираться отсюда. В ответ она показала вторую руку. Нет, здесь не было прежних скрытых знаков, или злобы. Просто широкий, круглый обод, защелкнутый на тонком, женском запястье, откуда к полу спускалась мощная, стальная цепь, скрывающаяся между гниловатых половиц. Я дёрнул голыми руками оковы Эли, абсолютно безуспешно. Вырвать, или разъединить подвижное, железное препятствие не выходило. Только на ладонях моих образовалась шипящая, водянистая корка от прикосновения к горячему железу.
— Ты забавный, — улыбнулась Эля, осматривая мой костюм. Она медленно провела изящными пальчиками по грубой, синтетической материи рукавов. Ей от чего-то нравилось рассматривать белые, светоотражающие линии пересекающие верх и низ моей пожарной формы. Остановилась Эля на шлеме, приложив указательный палец к самой его верхушке. Хихикнув, она толкнула его немного в сторону.
— Почему ты прикована? — спросил я её, неуклюже пытаясь компенсировать свою беспомощность, — у меня нет инструментов, чтобы освободить тебя.
— А может и не надо?
Она замурлыкала себе под нос песенку из собственного детства. Голос Эли определённо стал увереннее и теперь звучал гораздо громче. В её сгорбленном облике, и меланхоличной сутулости пробуждалось оживление. Движения постепенно становились пластичнее и мягче прежнего. Она извивалась, а я не знал от боли или удовольствия. Медленно сантиметр за сантиметром огонь продвигался к нам. Рваные, желтые полосы пожара, не останавливаясь, поглощали грязь и шелуху когда-то давно упавшие на пол. Всё на пути желтого, прожорливого чудовища превращалось в чёрную, угрюмую сажу. Мне кажется время, раскалилось вместе с воздухом, окружавшим нас тогда и проникающим внутрь всего на своём пути.
— Останься! — вскричала Эля, притянув меня к себе, — ты нужен мне.
— Я должен уйти, — ответил я, нисколько не изменив прежнего отстраненного тона. Она замахнулась на меня обиженно. Единственный свободный кулак растрепанной и разгоряченной Эли бесцельно мельтешил перед моим лицом, разбивая горячий воздух комнаты. Она не знала усталости и меры. Горящее, бушующее месиво вдруг стихло. Я стал меньше и незаметнее, превратившись в бесцветный образ. Полу сжатые пальцы Эли перестали царапать воздух. Она сникла. После дополнительной порции лекарства я растворился совсем, оставив горький вкус пустоты, так ненавистной душе Эли. В то мгновение внутри неё вновь родилась безмерная, всепоглощающая, холодная пустота, жаждущая испепеляющего огня жизни.
