Себе он оставил две передних, из которых наблюдает. Отсюда сверху видна вся операция. Иногда «тик-таки» — так «Святые» называют опергруппу муниципальной полиции округа Киндл, — те, кто не берет у Хардкора деньги, и те, кто поступает наоборот, сидят внизу и наблюдают. Он знает, что они удивляются. Почему это проклятый ниггер так хладнокровно, нагло обделывает свои делишки, когда все замирают при первом же намеке на появление полиции? Да потому что Орделл видит. Отсюда. Все эти маленькие гангстеры — соглядатаи, как их обычно называют, — у него в руках. Они землю роют носом, высматривают и вынюхивают. Стоит любой полицейской машине, агентам в штатском или какой-либо еще подозрительной твари направить свои стопы в сторону высоток, Хардкору тут же донесут.
На улице, которая подходит сюда перпендикулярно, стоят два трехквартирных дома, и около них на ступеньках постоянно сидят маленькие гангстеры, которые обслуживают подъезжающие автомобили. У них есть крэк, виски, травка, иногда таблетки. В машинах гангстеры высшего ранга, ветераны «УЧС», все они отмотали самое малое пару сроков. Ребята ушлые, берут у них по одной-две унции. Парням нужно подзабалдеть немного, чтобы быть в форме. Да и вообще — это все, что им нужно.
Но не Орделлу. У него есть дома???, и женщины, и блейзер, и «БМВ-755», классная тачка. Черт, у него есть золото, но он не хочет оплывать жиром и прирастать задницей к креслу, когда в руках есть настоящее дело. Все раскручено и поставлено. Диджеи смешивают эту хрень, скрэмблеры толкают ее и получают зарплату натурой, мулы занимаются доставкой: подвозят наркоту два раза в день из гаражей и квартир, где она хранится. И его артиллерия — Хонго, Горго и вооруженные до зубов тупые мудилы, чтобы ни у кого и в мыслях не шелохнулось покатить бочку на Орделла. Семьдесят пять человек, а иногда их число переваливает за сотню. Хардкор присматривает за ними: поди туда, мать твою, иди сюда, держи ухо востро — везде полно полицейских осведомителей! — не нюхай и не ширяйся, падла; не напяливай на пальцы никаких колец, не обвешивайся золотом; видишь деньги, парень, делай их! Вот что ему надо — чтобы дело двигалось и чтобы результаты были каждый день.
Едва миновало шесть часов, как звучит сигнал мобильника. Посмотрев на дисплей, Хардкор вслух ругается. Нил.
— Слишком поздно для такой херни, — говорит он сам себе.
При звуках его голоса храп старухи на короткое время стихает. Наверное, проснулась и теперь прислушивается, почесывая пятерней всклоченные волосы, сопя и откашливаясь в надежде, что Хардкор уйдет. Здесь, в передней комнате, нет ничего. Два стула и старые газеты. На бетонном полу угадывается тусклое мерцание занимающегося дня. Ковер украли давным-давно.
Это была ее квартира. Она вырастила здесь своих детей. Один парень в Редъярде… хотя нет, думает Орделл, двое парней и девчонка, глупая сучка, торгующая всем, чем можно. В тюряге ребята пришли к Богу и вроде как раскаялись. Может, у них крыша поехала или еще что, но они бросили «УЧС». Вот Орделл и решил обосноваться здесь, устроить наблюдательный пункт и штаб, или диспетчерскую.
Старуха оказалась крепким орешком.
— Можете прикончить меня. Стреляйте хоть все разом и убейте меня, делайте что хотите, но я отсюда не двинусь. Это мой дом, и я не собираюсь отдавать его просто так, за здорово живешь, какой-то шпане, молокососам обосранным.
Ти-Рок, один из двух главарей «УЧС», присвоивший себе пышный титул вице-лорда, сказал Хардкору сразу же:
— Делай, как она говорит, шеф, или замочи ее, старую стерву.
Хардкор работал на «УЧС» как вол и был готов на все, никто не смел упрекнуть его, что он не настоящий «Святой», что у него кишка тонка, однако он никогда не опустится до убийства безоружной полоумной старухи. Он позволил ей остаться.
— И я не потерплю, чтобы тут устроили притон с наркотой и шлюхами или еще что-либо такое. Чтобы тут шатались всякие засранцы и творили черт знает что, — заявила она тогда Орделлу.
— Нам это ни к чему. У нас другие дела, — ответил Хардкор.
— Гм, — недоверчиво промычала старуха.
Теперь она спит. Уже 6.15, и в этот момент Хардкор видит из окна какое-то движение, какой-то «шеви» — куча дерьма, ему лет сто, не меньше — выворачивает из-за угла. «Ладно, — думает Орделл, — если что-то затевается, сейчас им вставим». У Хардкора есть полевой бинокль, но и без него ему хорошо все видно. К машине подходит Баг, с мобильником в кармане куртки. Затем она отходит на положенное расстояние, как учили. Начинает пищать мобильник Хардкора.
— Ну, — отвечает он. — Что там?
— Десять-два, — говорит Лавиния.
Они пользуются радиокодом, перемешивают его, и это здорово бесит «тик-таков», пытающихся разгадать переговоры и терпящих неудачу. Десять-два означает неприятности.
— Требуется помощь. Ты слышишь? — добавляет она.
«Ох уж эта Лавиния! Никакой почтительности. Наглая девчонка!» — негодует про себя Орделл, а вслух произносит:
— Отвяжись, сучка, слышу! И я что-то не вижу никакого десять-два, мать твою! На широкой авеню, на Грей-стрит все тихо. Одни машины. Белые проносятся мимо в своих тачках. Нет даже толкачей. Не вижу я ничего. Стой спокойно, сучонка, приклейся к стене и заткнись!
— Само собой, не видно. Оттуда, где ты находишься, ничего не разглядишь, а по этому блядскому мобильнику я ничего не могу сказать толком. Десять-два. — После этого она умолкает.
Подстава, думает Орделл. Он часто так думает о девушке, известной под кличкой Баг. Чертова Баг хочет подставить его. Кан-Эль, Ти-Рок, кто-нибудь из них, а может быть, и «Губеры» — так «Святые» зовут «Гангстеров-Изгоев», — кто-то из них переманил ее.
Потом он стал перетирать в мозгу эту парочку, Кан-Эля и Ти-Рока, командира и вице-лорда «УЧС». Да, они на самом верху, бляха-муха, однако все время ставят Орделлу капканы. Их беспокоит, что у Хардкора под началом своя сила, свои ребята, и он не собирается лизать им задницы. Он что, хочет отколоться от банды или как? А может, и того хуже, подмять под себя всех? Наверняка они так думают. К тому же он гонит в тюрьму восемь сотен каждую неделю, а «УЧС» оказались вроде не при деле и гребут под себя. Чтоб он сдох. Заглушить его, и все дела. Такой ход мыслей привел Орделла в сильное раздражение, и он зарычал от злости.
Ладно, нужно валить. За железной решеткой вентиляционной трубы припрятан девятимиллиметровый пистолет. Хардкор достает его, запихивает за пояс, а сверху прикрывает черной шелковой рубашкой навыпуск. В лифте он продолжает барахтаться в обрывках сердитых мыслей, и тут ему вдруг приходит в голову, что зря он не взял с собой Хонго и пару-тройку ребят. Нужно было кликнуть их. Наделал в штаны, думает Хардкор, потому что достаточно повидал на своем веку всякого и знает, чем это пахнет. Только сопляки бахвалятся и гонят всякое фуфло типа: «Еще не родился тот ниггер, который меня завалит». Со смеху сдохнуть. Страх — он всегда с тобой. Просто привыкаешь к нему, вот и все. Пусть будет что будет.
У него три сына. Дормэн по кличке Крутой, имеющий уже двух своих ребятишек, сейчас в отсидке, мотает пятнадцать лет за какой-то идиотский гоп-стоп и без права на условно-досрочное освобождение. Рэклид тоже на улицах, а младший, Дел, еще слишком юн, чтобы знать слишком много о чем бы то ни было. А их мамаши — каждая за спиной Орделла твердит парням одно и то же:
