отгородиться от нее.
— Пошел ты, Марселло, — хриплю я.
— Ты и правда крепкий орешек, — смеется он и в неверии качает головой.
Марселло кладет молоток на стол и достает из кобуры пистолет. Я предполагаю, что он просто выстрелит мне в голову, но вместо этого направляет оружие мне в ногу.
— Думаю, я хорошо повредил твою руку. Ты, наверное, уже не чувствуешь боли. Как насчет этого?
Раздаются два выстрела, и я бьюсь в агонии, когда пули разрывают плоть и кость. Черные пятна затуманивают зрение.
— Последний шанс, Сальваторе, — рявкает он.
Глубоко вздохнув, игнорирую ничтожество и смотрю в упор на дона, который все еще стоит на том же месте в темном углу. Слишком темно, чтобы мог разглядеть его глаза, но, поскольку лампа стоит близко к моему лицу, не сомневаюсь, что он видит мои. Неповрежденная рука привязана к подлокотнику кресла, но я поворачиваю запястье, натирая веревкой кожу, и поднимаю к нему средний палец.
— Он не сдастся, Марселло, — говорит дон и поворачивается, чтобы уйти. — Убей его и дело с концом.
Подождав, пока закроется дверь, Марселло обходит вокруг стула, к которому я привязан, и наклоняется, шепча мне на ухо:
— Я всегда тебя на дух не переносил. Не знаю, о чем думал дон, разрешив тебе занять место отца два года назад. Поставить двадцатичетырехлетнего парня на должность капо, словно мы управляем гребаным детским садом.
— Могу представить, как это тебя задевает, Марселло. — Глубоко вздыхаю, а темные мушки продолжают затуманивать мое зрение. — Особенно учитывая, что за два года работы капо я заработал для семьи больше денег, чем ты за двадцать на той же должности.
— Наверное, оставлю тебя здесь истекать кровью. — Он сплевывает на пол и еще раз стреляет мне в ногу.
— Не стоит, — задыхаюсь я, — это было бы глупо.
— Почему?
— Потому что если я выживу... ты умрешь.
Марселло смеется.
— Точно, лучше не рисковать.
Три быстрых выстрела эхом разносятся по комнате, и я задыхаюсь от резкой, жгучей боли в спине. Я успеваю сделать один вдох, после чего все вокруг становится черным.
Глава 1
Наши дни
— Уйди с дороги, болван!
Я вскидываю голову и отступаю в сторону, едва избежав удара локтем по почкам, и смотрю на девушку в медицинском костюме, пробегающую мимо меня. Она мчится к машине, которая останавливается с визгом в полуметре передо мной посреди больничной парковки.
С водительской стороны выскакивает подросток, не более пятнадцати лет. Сразу видно, что он раньше не бывал в больнице, поскольку приехал на парковку, а не к экстренному входу. Он открывает дверь в то же время, когда медсестра подходит к машине. Несколько секунд они оба смотрят на заднее сиденье.
— Это... это голова, — заикается парень. — Ну почему?.. Мама, ты сказала, что у нас есть время.
Женщина стонет, а побледневший от ужаса подросток не сводит глаз с заднего сиденья.
— Парень! Эй! — Медсестра хватает парня за плечо и трясет его, но тот не реагирует. — Пацан. Соберись! — Она легонько шлепает его по лицу. — Живо беги в больницу. Найди врача и приведи сюда.
— А ты... разве ты не врач?
— Я всего лишь медсестра. Мне передали информацию, что у твоей мамы начались схватки, а не что у нее начались роды. Иди. Сейчас же! — огрызается девушка, поворачивается к машине и встает на колени на бетон, положив руки на сиденье перед собой. — Все будет хорошо, мамочка. Дыши вместе со мной. Все хорошо. Когда начнется схватка, мне нужно, чтобы ты потужилась, ясно? Как тебя зовут?
Роженица в машине хнычет и что-то говорит, чего я не улавливаю, вероятно, отвечая на вопрос медсестры, затем снова вскрикивает.
— Меня зовут Милена, — произносит медсестра. — Ты молодец, Дженни, у тебя все хорошо получается. Вот так, дыши. Головка уже вышла. Потужься еще разок, только посильнее.
Медсестра оглядывается через плечо на вход в больницу, потом в сторону, пока не останавливается взглядом на мне.
— Ты! В костюме! — кричит она. — Иди сюда!
Я наклоняю голову и смотрю на нее. Первое, что привлекает внимание — это ее глаза, но не цвет. Я слишком далеко, чтобы их разглядеть. Меня завораживает смесь паники и решимости в ее глазах. В иной ситуации я бы проигнорировал подобную просьбу и ушел. Меня нисколько не волнуют жизни других людей. Но все же не могу отвести взгляд от девушки. В такой ситуации нужно обладать немалой решимостью, сохраняя спокойствие. Не спеша подхожу к машине, не сводя взгляда с медсестры, которая снова сосредоточилась на женщине в машине и раздает указания. У медсестры очень светлые волосы, собранные в беспорядочный хвостик.
— Дай мне свой пиджак, — говорит она, не глядя в мою сторону, в то время как женщина в машине сильно стонет. — Молодец, Дженни. Вот и всё. Она у меня.
Голос девушки дрожит еле уловимо, но страх на ее лице очевиден. Я удивлен, как она держит себя в руках. А я повидал немало на своем веку, и меня уже трудно удивить.
Внезапно раздается первый плач младенца.
Говорят, что первый крик новорожденного способен растопить даже самое холодное сердце, но на меня он не произвел впечатления. Да я этого и не ожидал. На моих глазах в мир вошла новая жизнь, но это вызвало точно такую же эмоциональную реакцию, как переключение светофора.
Совершенно никакой.
Я снимаю пиджак, планируя повесить его на дверь машины и уйти, но бросаю взгляд на лицо медсестры, и у меня перехватывает дыхание. Ее лицо сияет от благоговения и радости, глядя на ребенка, которого держит на руках. Улыбка такая естественная и искренняя, что я не могу оторвать взгляд от ее губ. Я ничего не почувствовал от предполагаемого чудесного рождения жизни, но непонятное чувство внезапно сжимает мое сердце, когда смотрю на нее, а вместе с ним и чуждое для меня... желание. Сжимая в руке пиджак,
