Когда задержанный был уведен мрачным и трезвым сержантом, Пугало запер на ключ дверь, достал из сейфа литровую бутыль с мутноватой жидкостью, являвшейся продуктом двойной перегонки турнепса, и с удовольствием засадил полстакана, зажевав его половиной подушечки «Орбит».
Затем составил в ряд четыре стула, бросил на них пару пуховиков, проходивших в качестве вещественных доказательств по потерянному месяца два назад делу о разбойном нападении на водителя грузовика, и завалился спать.
До обеда его так никто и не побеспокоил...
ГЛАВА 1
НАТУРАЛИСТЫ В НАТУРЕ
«Вчера поймал бабочку. Большую, красивую, но невкусную...»
Из дневника Аркадия Клюгенштейна,
19 июля 1978 года.
Достопочтенные Глюк и Телепуз, коих в то теплое июньское утро жены откомандировали в сопровождение отпрысков на экскурсию в зоопарк, остановились перед большим вольером, на ограде которого висела изрядно проржавевшая, но пока еще читаемая табличка «Братец Кролик», придвинули своих сыновей-одногодков поближе к сетке рабица, опоясывающей загон, и уставились на толстого вислоухого кроля, мирно посапывающего в своем окрашенном в салатно-зеленый цвет фанерном домике.
Разомлевший и обленившийся грызун валялся на боку, выставив наружу щекастую усатую морду, и со стороны напоминал задремавшего жирного дежурного в каком-нибудь районном отделе милиции. Для полного сходства кролю не хватало только серой фуражки с треснувшим козырьком, мятого и испещренного пятнами от портвейна кителя с майорскими погонами на плечах, кобуры с нечищеным лет десять «макаровым» на поясе и тяжелого перегарного духа.
Аркадий Давидович Клюгенштейн, рост которого заметно превышал отметку в два метра, легко перегнулся через невысокую ограду, протянул мощную волосатую руку, одним ударом которой он был способен нокаутировать годовалого бычка, и аккуратно постучал костяшками пальцев по жестяной крыше домика.
– Эй, братан, просыпайся... Мы на тебя посмотреть пришли...
Кроль и ухом не повел.
– Может, он сдох? – предположил Григорий Штукеншнайдер, статью и габаритами ничуть не уступавший другу Аркадию.
– Не, вон, блин, усами шевелит, – Глюк покачал головой.
– Ну и что? – Не согласился Телепуз. – Это, блин, еще ни о чем не говорит... Помнишь, я тебе рассказывал про того барыгу, который с Горынычем поспорил, кто больше выпьет[3]? Ну, блин, который помер?
– Помню, конечно, – закивал Клюгенштейн. – Такое, блин, трудно забыть...
– Так вот, – Штукеншнайдер переступил с ноги на ногу, – Данька рассказывал, что у того, блин, усы и после смерти шевелились... Типа, под стол упал, блин, подергался децл[4]и затих. Но усишками еще долго шевелил... И регулярно, блин. Полежит-полежит спокойно, потом усами пошевелит и снова застывает...
– Как это так? – удивился Клюгенштейн.
– Ну, не зна-аю, – протянул Телепуз. – Но факт, блин, удостоверен лично Горынычем.
Братки помолчали, отдавая должное Даниилу Колесникову по кличке Горыныч, всегда отвечавшего за любое свое сказанное слово, по причине чего его сильно боялись нечистые на руку подшефные бизнесмены и очень не любили сотрудники правоохранительных структур. Ибо, если заслуженный браток говорил, что «порвет барыгу, как Тузик грелку», можно было не сомневаться, что именно так оно и будет. И никакое ментовское окружение выбранную жертву не спасало, получая по башке вместе с охраняемым коммерсантом.
Правда, стоит отметить, что Горыныч был весьма незлобив и крайне редко прибегал к физическим мерам воздействия на бизнесменов.
– Папа, я хочу мороженного! – сынок Телепуза дернул за руку папашу.
– Я тоже! – Клюгенштейн-младший поддержал товарища по играм.
– Ну, идите, блин, и купите, – Аркадий поправил висящий на шее отпрыска золотой могендоид[5], вытащил из кармана какую-то купюру и сунул подрастающему поколению. – Вон лоток...
Детишки потопали к передвижной тележке с мороженным.
– Не, всё таки не сдох, – Глюк ткнул пальцем в кроля, перевернувшегося на другой бок и явившего миру округлое, покрытое светлым мехом брюшко. – Целиком, блин, шевелится...
– Жирный какой! – Причмокнул Телепуз. – Прям просится на вертел...
– Ты это брось! – нахмурился Аркадий. – Тут, блин, зоопарк, а не гастроном...
– Да я ничего, – вздохнул Григорий.
Однако по его лицу было видно, что он с трудом отогнал от себя светлую мысль о поимке кроля, выносе тушки с территории зоопарка и приготовлении жаркого где-нибудь на ближайшем мангале у Петропавловской крепости.
От лотка с мороженным донеслись возмущенные крики продавщицы, отказывавшейся принимать у детишек в качестве оплаты за две сахарные трубочки новенькую стодолларовую банкноту.
Телепуз и Глюк синхронно развернулись.
– Эй, коза! – зычно рявкнул Клюгенштейн. – Ты чё скандалишь?
Мороженщица осеклась и уставилась на братков маленькими выпученными глазками, под одним из которых темнел свежепоставленный синяк.
– Папа! – завопил мелкий Телепуз. – У тети сдачи нет!
– Так пусть сходит, разменяет! – предложил Штукеншнайдер. – Мы подождем!
Мороженщица выпятила нижнюю губу и фыркнула.
– Щас! Сами идите, если хотите!
Братки переглянулись и медленно двинулись к тележке с изображением веселого пингвина, на белой грудке которого чья-то шаловливая рука выцарапала свастику.
Лоточница принадлежала к низовому звену коммерческих структур, и разбираться с ней Телепузу и Глюку было не по чину. Кроме того, не хотелось омрачать выходной день забрасыванием тележки с мороженным, куда предварительно должна была быть помещена продавщица, в близлежащий водоем.
– Ишь, чего удумали! – разошлась торговка, завидев появившегося в конце аллеи местного милицейского сержанта и почувствовав свою полную безнаказанность. – Детям валюту раздають! А, может, она фальшивая?!
– Я те дам – фальшивая! – разгневался Клюгенштейн, час назад снявший тысчонку бакинских[6]со своего счета в солидном банке, дабы не испытывать недостатка средств на проведение культурного досуга. – Ты на кого, блин, гонишь, коза?!
Покачивающееся тело стража порядка добрело почти до лотка, помотало головой, на которой задом наперед сидела мятая запыленная фуражка, промычало нечто невнятно-доброжелательное и ничком упало отдохнуть на газон, звякнув стволом короткого автомата о выступавший из травы камень.
