пропагандирующих марафонскую идею секса. Хотя Гонсало и был знаком с такими изданиями, как журналы «Браво» и «Киркинчо», а иногда ему доводилось, скажем так, «читать» даже отдельные номера «Плейбоя» и «Пентхауса», он, тем не менее, не видел ни одного порнофильма. Поэтому у него отсутствовала аудиовизуальная основа для понимания, что с любой точки зрения его первое «выступление» оказалось провальным. А все представление о том, что должно происходить в постели, исчерпывалось репетициями под пончо, а также хвастливыми, путаными, выдуманными россказнями немногих его одноклассников.
Удивленный и безутешный Гонсало делал все возможное, дабы вернуть себе Карлу. Однако доступны ему были только упорные телефонные звонки каждые полчаса да пустая трата времени на бесплодные уговоры парочки лживых посредниц, которые отнюдь не собирались ему помогать, считая его умным, упрямым и забавным, но по сравнению с бесчисленными поклонниками Карлы – никчемным чудаком и чужаком, забредшим с площади Майпу.
У Гонсало не осталось иного выбора, кроме как поставить на поэзию. Он заперся в своей комнате и всего за пять дней сочинил сорок два сонета, движимый, как великий поэт Пабло Неруда, надеждой создать столь необычайно убедительное произведение, что Карла уже не сможет отвергнуть его. Временами он забывал о своей печали; по меньшей мере на несколько минут верх одерживало интеллектуальное напряжение, вызванное исправлением хромающего стиха или подбором рифмы. Однако радость, порожденная, как он считал, удачным художественным образом, немедленно сменялась горечью реальности.
К сожалению, ни в одном из сорока двух стихотворений не было подлинной поэзии. Например, вот такой отнюдь не запоминающийся сонет должен был, по мнению автора, войти в пятерку лучших – среди пяти наименее плохих – в созданной серии:
Докрасна телефон накалился
но вот он снова зелен и желт
я ищу тебя днем и ночью
но не застаю бредущую как зомби
в каком-нибудь торговом центре.
Я – коктейль без спиртного
я – заблудшая на дне кармана сигарета
я – как лампочка от фонаря.
Весь день трезвонит телефон
но вряд ли вызовет улыбку
он разрывает сердце и уши
а также зуб и даже бровь
сейчас весна зима иль лето
видно скоро умирать.
Единственный вероятный плюс этого стихотворения – попытка овладения классической формой, что для шестнадцатилетнего парнишки можно считать достойным похвалы. Последнее трехстишие, несомненно, худшая часть сонета, но в то же время и самая искренняя, ибо Гонсало действительно желал своей смерти. Негоже насмехаться над его чувствами; лучше посмеемся над произведением, над его посредственными рифмами, сентиментальностью, над его непроизвольной комичностью, но не сто́ит недооценивать страдание автора. Ведь оно было искренним.
Пока Гонсало боролся со слезами и непослушными строфами, Карла снова и снова слушала песню «Losing my Religion»[1] американской рок-группы R.E.M. – хит момента, который, по признанию девушки, прекрасно отражал ее душевное состояние, хотя она понимала по-английски лишь отдельные слова («жизнь», «ты», «я», «многое», «это»), а также название, которое связывала с понятием греха, как если бы песня на самом деле называлась «Потеря моей девственности». Хотя Карла училась в католической школе, ее страдания были не религиозными и не метафизическими, а чисто физическими, ибо пресловутое проникновение не только лишило ее символа целомудрия, но и оказалось очень болезненным. Знакомый ей пенис, который прежде игриво и мимолетно появлялся у нее во рту и который она каждый день довольно изобретательно массировала, вдруг повел себя предательски, превратившись в подобие беспощадного сверла электрической дрели.
– Отныне никому и никогда не позволю мне «вставлять». Ни Гонсе, ни кому-то другому, – твердила она своим подружкам, ежедневно навещавшим Карлу отчасти против ее воли: она говорила всем подряд, что ей хочется побыть одной, но они все равно надоедали.
Подруги Карлы стихийно делились на многочисленную скучную ангелоподобную группу остававшихся девственницами и небольшую пеструю группку уже познавших мужчин. В свою очередь, ансамбль девственниц делился на меньшинство, стремившееся сохранить себя таковыми до замужества, и на большинство тех, кто придерживался принципа «пока что мне нельзя», к которому короткое время принадлежала и Карла. А в группе не-девственниц особенно блистали две подружки Карлы, которых она иронично и восхищенно называла «левачками» – главным образом потому, что они были почти во всех смыслах более радикальными. Или, возможно, просто менее подавленными, чем остальные знакомые Карлы. (Одна из них даже настаивала на том, чтобы та отказалась от любимой песни в пользу «I Touch Myself»[2] группы Divinyls – еще одной популярной песни в то время, – поскольку эта, мол, лучше подходит к тогдашней ситуации, чем «Losing my Religion». На что Карла совершенно справедливо ответила: «Любимые песни не выбирают».)
Обдумав щедрые советы обеих сторон и особенно тщательно – мнение «левачек», Карла сделала вывод, что самое разумное – как можно скорее стереть из памяти свой первый сексуальный опыт, а для этого, по логике вещей, ей срочно требуется второй. И вот однажды в пятницу, после занятий в школе, она позвонила Гонсало и пригласила на свидание в центре города. Он почувствовал себя на вершине счастья и рванул к автобусной остановке, что делал крайне редко, считая, что в глазах прохожих выглядит нелепо, мчась по улице, да еще в длинных штанах. Ему пришлось добираться стоя, так как свободных мест в автобусе не было, но все же удалось перечитать значительную часть своих сорока двух стихотворений, которые он вез в рюкзаке.
Карла встретила его красноречивым шлепком и тут же объявила, что они снова вместе и сейчас же отправятся в мотель, от чего сама почти целый год отказывалась, ссылаясь на свою порядочность, отсутствие денег, боязнь подцепить инфекцию или на все сразу. Зато теперь она заверяла его сладострастно и настойчиво, что сгорает от нетерпения и умирает от желания.
– Мне сказали, что возле ярмарки ремесел есть один мотель, я купила тебе презервативы, и у меня есть деньги, – выпалила Карла, не переводя дух. – Пойдем туда!
Это была убогая лачуга, в которой запахи освежителя воздуха смешивались с вонью перегоревшего растительного масла, поскольку в номера можно было заказывать пирожки с сыром и с мясом, а также пиво, чилийскую водку и алкогольные коктейли, но от всего этого они отказались. Женщина с окрашенными в красный цвет волосами и синими губами взяла у них деньги и, конечно, не потребовала показать ей удостоверения личности. Заперев за собой дверь крошечной комнаты, Карла и Гонсало сбросили одежду и изумленно уставились друг на друга, словно только что увидели голых людей, что отчасти было истинной правдой. В течение почти пяти минут они ограничивались поцелуями, облизыванием
