«Так закончилась еще одна романтическая глава истории Райтсвилла. Служба по усопшему будет проведена доктором Эрнестом Хаймаунтом, помощником пастора первой индепендентской[2]церкви на Уэст-Ливси-стрит. Похороны состоятся на семейном участке Мак-Кэби кладбища Твин-Хилл».
«Requiescat in pace.[3]Возможно, новая работа в саду миллионера Джона Спенсера Харта добавит оптимизма в твою философию, Гарри Тойфел. Но какого дьявола кто-то думает, что это должно меня интересовать?»
Эллери посмотрел на имя автора статьи. «Мальвина Прентис».
Он покачал головой и приступил к следующей вырезке.
Она была из более позднего выпуска «Райтсвиллского архива». «Понедельник, 13 февраля». У второй статьи был броский заголовок. Газета поймала сенсацию за хвост и громко об этом кричала. (Это не походило на «Архив» времен Фрэнка Ллойда или даже Дидриха Ван Хорна. Очевидно, таков был стиль нового руководства.)
Вторая вырезка продолжала похоронную историю от 1 февраля. Люк Мак-Кэби, эксцентричный старый нищий, оказался вовсе не нищим. Он умер одним из богатейших людей Райтсвилла! Старый миф обернулся правдой.
Мак-Кэби тайно являлся полноправным партнером «Райтсвиллского производства красителей».
Почему он хранил в секрете свое участие в бизнесе, выросшем как на дрожжах во время войны и приносившем миллионы, «никогда не станет известно. Как заявил мистер Харт, Мак-Кэби, не объясняя причины, настаивал, чтобы их деловые связи оставались тайными. Мистер Харт считает, что эксцентричность Мак-Кэби…» и так далее.
Выяснилось, что Мак-Кэби хранил свои акции, дивиденды и практически весь капитал в большом сейфе Райтсвиллского национального банка, служащие которого (по словам президента — мистера Уолферта Ван Хорна) ничего не знали о его партнерстве — в предприятии. Харт открыл специальный счет в банке Конхейвена, на который поступали все партнерские чеки, а доходы Мак-Кэби — по его требованию, как сказал мистер Харт, — переходили к нему наличными.
В самом деле сенсация…
Все вышло наружу, как сообщалось в «Архиве», когда Отис Холдерфилд, местный адвокат, передал на утверждение в городской суд по делам о наследстве завещание, которое, по его словам, Мак-Кэби составил всего за несколько дней до смерти.
Но это было ничто в сравнении со следующим открытием. Люк Мак-Кэби завещал все свое состояние достойному и хорошо известному жителю Райтсвилла (задержите дыхание!) доктору Себастьяну Додду! Вот это всем сенсациям сенсация!
Гонорары доктора Додда составляли два доллара за прием в кабинете и три за вызов на дом. Его пациентами были бедные фермеры, бедные обитатели Лоу-Виллидж и бедные обитатели Хай-Виллидж — он специализировался на бедняках. У него было всего два костюма и старый дешевый «форд». Ему и вовсе не удавалось бы сводить концы с концами, если бы не несколько пациентов с Холма, перешедших после смерти доктора Майлоу Уиллоби к нему, а не к одному из молодых врачей. Приемная доктора Додда была всегда переполнена, а кошелек — всегда пуст. Он посвятил столько времени тому, чтобы оставаться неудачником, что был вынужден взять ассистента — молодого доктора Кеннета Уиншипа, — чтобы тот помогал ему пребывать в бедности.
Таков был человек, унаследовавший состояние свыше четырех миллионов долларов. «Кто говорит, что добродетель остается без награды?!» — экстатически восклицала газета «Архив».
Доктор Себастьян Додд был поражен. «Что я могу сказать? Я никогда не имел ни малейшего представления… Он ничего мне не говорил…» Сначала пожилой врач настаивал на том, что это просто шутка. Четыре миллиона! Но когда адвокат Отис Холдерфилд процитировал ему завещание и Джон Спенсер Харт это подтвердил, доктор Додд пришел в возбуждение. Он начал распространяться о плачевном состоянии единственной райтсвиллской больницы, все оборудование которой устарело, а коек явно не хватало для медицинских нужд города с десятитысячным населением. «Когда я вступил в должность главного врача после смерти Майлоу Уиллоби в 1948 году, — сказал доктор Додд, — то обещал себе не успокаиваться до тех пор, пока больница не обзаведется хотя бы современным детским корпусом, в котором мы так нуждаемся. Теперь, благодаря щедрости мистера Мак-Кэби, я смогу это устроить».
Гарри Тойфелу городской отшельник не оставил абсолютно ничего.
Городской философ достойно поддержал свою репутацию, когда корреспондент «Архива» задал ему вопрос, что он чувствует, будучи обойденным в завещании старика, которому прослужил так много лет. «Серебро твое да будет в погибель с тобою», — сказал он, и редакция «Архива» определила источник этой мудрости как «Деяния святых апостолов»,[4]глава 8:20. «Могила, удобренная золотом, порастает сорняком, — добавил Тойфел, очевидно цитируя самого себя, ибо на сей раз газета не смогла установить первоисточник. — Деньги ведь не сделают меня лучше, чем я есть, верно? В глазах Господа все люди равны. Читайте об этом в Евангелии и у Пейна».[5]Далее газета с уважением отозвалась об искренней вере Тойфела и отметила, что она может послужить хорошим уроком для всех читателей.
Гарри Тойфел ничего не подозревал о богатстве Мак-Кэби.
Статья была подписана Мальвиной Прентис.
Нахмурившись, Эллери перешел к следующей вырезке.
Заметка была датирована понедельником 20 февраля — неделей позже предыдущей — и сообщала о самоубийстве Джона Спенсера Харта.
На сей раз Эллери читал с неослабевающим интересом.
Узнав, что он является единственным наследником четырех миллионов долларов Люка Мак-Кэби, доктор Себастьян Додд поручил адвокату Отису Холдерфилду, составившему необычное завещание Мак-Кэби, блюсти его юридические интересы. Соответственно, Холдерфилд представил на подпись своему новому клиенту письмо, адресованное мистеру Джону Спенсеру Харту, президенту «Райтсвиллского производства красителей», с просьбой составить предварительный отчет о финансовом статусе предприятия. Доктор Додд подписал письмо, адвокат Холдерфилд отправил его по почте с требованием высылки квитанции о получении, и квитанция была прислана с подписью адресата. В тот же вечер миллионер пожаловался на гриппозное состояние, отправил жену на новоселье Хэллама Лака, недавно переехавшего с Хилл-Драйв в великолепный новый дом на Скайтоп-роуд, проследил за ее отъездом, отпустил на вечер всех четырех слуг, пошел в библиотеку, запер дверь, написал записку жене и пустил себе пулю в висок.
Единственным поводом для такого отчаянного шага могло послужить письмо, полученное миллионером перед самоубийством. (Впрочем, для газеты «Архив», идеально отражавшей райтсвиллские нравы, все письма адвокатов выглядели зловещими.) Расследование вскоре установило причину страха Харта перед отчетом. Даже супруга Харта не знала, что он годами играл на бирже и пускался в спекуляции, однако его проницательность, по-видимому, строго ограничивалась производством красителей. Эти авантюры поглотили все личное состояние Харта, его долю прибылей от бизнеса и даже часть доли его молчаливого партнера. Когда пришло письмо от нового партнера с официальной просьбой об отчете, Харт пребывал на грани разорения и тюрьмы, поэтому метко направленная в висок пуля казалась вполне разумным решением.
