что он окажется репортером какой-нибудь жалкой газетенки.
Черт побери! Я знала, что мне не следовало давать интервью тому симпатичному австралийцу несколько месяцев назад. Я винила в этом акцент, который мог легко сбить девушку с толку, но теперь было очевидно, что этот парень был настоящей акулой. Я не была для него "шансом всей жизни". Я была просто приманкой в воде, и теперь я боялась, что скоро начнется бешеная кормежка. Когда же я пойму, что мужчины и я — не самое лучшее сочетание?
— В данный момент я не нуждаюсь ни в каких услугах. Меня зовут Алексей Волков. Я хотел бы уделить вам минуту времени.
— Зачем? — раздраженно ответила я, не желая показаться резкой, но сейчас мне это было совершенно не нужно. Головная боль возвращалась с новой силой, и я была в очень плохом настроении, что, к сожалению, было для меня не в новинку.
Однако мужчина не выглядел обеспокоенным. Наоборот, он сканировал мое тело с ног до головы глазами, которые, как мне вдруг показалось, были не только самого аппетитного оттенка индиго, но и были способны видеть меня насквозь. Я старалась не обращать внимания на то, что безразмерная футболка и клетчатые фланелевые пижамные штаны, а также волосы, которые, как я была уверена, выглядели как крысиное гнездо, заставляли меня чувствовать себя крайне неадекватно. Заставив себя ослабить смертельную хватку на стопке счетов, я ждала, когда он ответит на мой вопрос.
— Я владелец балета Волкова, и я хотел бы обсудить вопрос о том, чтобы вы пришли танцевать в наш театр. Может быть, мы сможем вернуть вас на сцену.
Если бы он объявил, что я не только выиграла в лотерею, но и в круге "Пауэрбол" набрала нужные цифры, я бы не была так шокирована.
— Вы здесь, чтобы поиздеваться надо мной, господин Волков? — спросила я с недоверием. — Это какой-то злобный розыгрыш?
— Я Алек, а я, как известно, не шутник, — ответил он, похоже, ничуть не обеспокоенный моим обвинением. Встретившись с моим взглядом, от которого я почувствовала себя еще меньше, он продолжил: — Хотя я понимаю ваши сомнения в том, что вы мне поверите, но уверяю вас, что это серьезное предложение. Я хочу обсудить с вами возможный контракт. Посмотрим, сможем ли мы работать над тем, чтобы вы вернулись туда, где вам место.
— И где же, по-вашему, мое место?
— В центре сцены, — сказал он без колебаний.
Я впилась ногтями руки, не сжимавшей почту, в ладонь, стараясь казаться незатронутой тем, как он беспечно назвал единственное место, где я чувствовала себя по-настоящему дома.
Сцена.
Прежде чем я успела сформулировать ответ, он наклонил голову в сторону. — Если под всем этим, — его рука поднялась, чтобы окинуть жестом меня от спутанных волос до босых ног, — у тебя все еще есть то, что нужно, то это так.
Черт побери, я не знаю, что делать. Может, я и ушла из той жизни, но будь я проклята, если позволю ему судить меня на моей собственной чертовой дороге. Вполне в состоянии выдать свою собственную ухмылку, я приподняла бровь и наклонила голову, выдерживая, как мне казалось, подходящую паузу, прежде чем сбить с этого притворщика столь необходимую планку или две.
— Вы не только грубиян, но и лжец. Балет Волкова принадлежит Наде Волковой. — Я вспомнила прекрасную русскую женщину, известную своей невероятной отточенностью во времена ее правления в качестве главной прима-балерины своего поколения. Это стремление к совершенству она забрала с собой, когда открыла свою компанию. Она предъявляла непоколебимые требования к любому танцору, которого принимала в свой балет. Надя была не только легендой, она была для меня примером для подражания. Я бы отрезала большой палец на правой ноге, чтобы она обратила на меня внимание. Конечно, это сделало бы танцы на пуантах практически невозможными, но важна была сама мысль.
— Она умерла, — сказал он ровно. — Я ее старший сын. Мы с моим братом Юрием теперь совладельцы компании.
— Мне очень жаль это слышать. Она была потрясающей женщиной, — искренне сказала я, на мгновение забыв о своей злости. Как я не знала, что она ушла из жизни в слишком юном возрасте? С другой стороны, если учесть, что моя жизнь не только катилась к чертям, но я намеренно ограничивала свое участие во всем, что имело отношение к той прошлой жизни, уроками для детей, которые не знали, как делать плие и были похожи на лягушек, то в этом не было ничего удивительного.
— Она была такой, — сказал он, не раскрывая больше никакой информации, но по тону, которым он произнес эти три слова, я поняла, что он искренен.
Внезапно вспомнив, что мне это неинтересно, но очень хочется поскорее убрать этого парня с моей дороги, я быстро ответила: — Вы что, не знаете моей истории? Вы не знаете, что я сделала?
Он не вздрогнул от гнева в моем голосе. — Я знаю, что вы ушли со сцены прямо посреди спектакля, оставив коллектив, и без того переживающий потерю одной прима-балерины, без второй. Что ваши действия практически уничтожили всю труппу, а все потому, что вы были ревнивой стервой, — не моргнув глазом, заявил он. Пока я боролась с желанием не протянуть руку и не содрать с его лица это идиотское выражение, он пожал плечами. — По крайней мере, люди обвиняли вас именно в этом.
Так, значит, этот самодовольный ублюдок ни черта не понимал. Волков или нет, но было очевидно, что он недолго пробыл на балетной сцене и ни черта не знает о мире танца. Может, мать его от всего оградила. Потому что, на мой взгляд, любой, кто хоть что-то знал о балете, особенно тот, кто был посвящен в эксклюзивный пузырь, в котором держали прима-балерин, знал все гнусные подробности.
— Это верхушка айсберга, — сказала я. Я не гордилась тем, что сделала, но у меня не было сил объяснять, почему я сделала такой выбор. Он не стал допытываться о подробностях, как будто это его нисколько не беспокоило, и мне стало интересно, что же, черт возьми, происходит с компанией, которую он унаследовал. Если он пришел ко мне, значит, он либо в отчаянии, либо слишком неумел управлять успешной балетной труппой. Но мне было все равно, так как я была слишком измучена и слишком уставшая, чтобы тратить время на его проблемы.
— Послушайте, если вы не знаете остального, то вам не стоит приходить ко мне с разговорами о контрактах. — Я двинулась, чтобы обойти его, но была остановлена, когда он
