вы все в ней нашли, а?
— В ком? — уточнил я, хотя сразу догадался.
— В Алиске этой. Кукла куклой.
— Ну да, она маленькая, — подтвердил я.
— А я что, большая? — заплакала ещё пуще Вергилия.
И тут же примолкла.
— Погоди, так это всё потому, что Маруся выросла, да?
Я промолчал.
— Из-за этого дурацкого роста ты променял её на куклу?
— Матвей высокий и умный, так что ей же лучше, — ответил я.
Вергилия разозлилась ни на шутку. Я раньше и не видел её в ярости.
— Разлюбить девушку из-за высокого роста — на это способны только мужчины! — возмущалась она.
— Да не разлюбил я её! — вырвалось у меня, и самому стало тепло от этих слов.
— Тогда что ж ты творишь?! За что ты ей сердце разбиваешь?
— Вечно ты преувеличиваешь, Вергилия!
— Ни капельки! Я же вижу, как ей плохо. Ни с того ни с сего такое предательство.
Я похолодел, не в силах понять: я совершил непоправимое или ещё поправимое.
— Я ей расскажу, что ты просто дурак, а не предатель, — заявила Вергилия.
— Не смей ей ничего передавать! — предупредил я.
— Слушай, у неё же день рождения скоро, — вспомнила Вергилия, — сразу после дня учителя.
(«А ведь я забыл», — подумал я с горечью).
— И что?
— Подари что-нибудь. Особенное.
Особенное! Я и неособенное придумать не могу — мама обычно выбирает книжки на свой вкус.
— Мам, посоветуй, что подарить Марусе на день рожденья, — попросил я за ужином.
Мне хотелось показать ей, что она поспешила с выводами на мой счёт. Мама улыбнулась совершенно счастливой улыбкой.
— Я уж боялась, что ты забыл, — сказала она. — Я думала об этом. Книжек мы уже много дарили, хочется что-то особенное. — Я икнул. — Может, браслетик? Она носит украшения?
— Да вроде нет.
— Не хочешь написать стихи?
— Нет. Надо уметь вовремя остановиться, — философски заметил я.
— Может, смастеришь что-нибудь?
— Что, например?
— Подумаю.
— Слушай! — вдруг просветлела мама, а я автоматически напрягся. — Подари ей цветы!
— Что?!
— Небольшой букет.
— Зачем ей цветы? Завянут и всё, ещё в школе.
— А мы в корзиночке возьмём, — нашлась мама, — они долго не вянут.
— И что, при всех дарить цветы?
Мамино воодушевление напрягало всё больше. Я знал, что она теперь будет давить, пока не додавит.
— Да, при всех. Включая Матвея. Это многозначительный жест, это свидетельство смелости, решимости, свободы от чужого мнения.
— Не хочу я многозначительных жестов, — застонал я. — И у меня нет ни смелости, ни решимости, ни свободы. Я хочу просто сделать приятный подарок.
— Хорошо, — мама села напротив. — Реши сначала для себя — что ты хочешь сказать своим подарком: что вы остаётесь добрыми друзьями, что ещё не всё кончено или что ещё ничего не кончено?
Я вылупил на маму глаза. Папа, подслушавший из ванны, не выдержал:
— Что ты насела? Дарить девочке цветы в пятом классе это явно перебор!
— Нет, не перебор! Потом это уже будет само собой, будет много букетов, а этот, самый первый, на всю жизнь запомнится.
Папа пришёл, качая головой.
— Я даже представить себе не могу, чтобы я при всём классе подарил девочке цветы!
— Вот именно, — вскочила мама. — Только это ты!
— Это я, — подтвердил папа. — А он чем лучше?
— Он лучше тем, что пораньше твоего разобрался в девушках!
Папа даже рот открыл.
— Пойдём, Кость, — обратился он ко мне. — Когда мамочка входит в раж, с ней бесполезно спорить.
— Иди-иди, Кость, — подхватила мама. — Папочка научит, что, когда нечего возразить, надо говорить «с тобой бесполезно спорить».
Я удалился вслед за папой.
— А ты как думаешь, что ей подарить? — спросил я, чтобы сгладить неловкость.
— А почему надо что-то дарить? Я ничего в школе девочкам не дарил, — ответил папа.
Я не счёл нужным настаивать.
Началась праздничная неделя. Подарки, поздравления, концерты… Маруся по-прежнему сидела с Матвеем и на меня не смотрела, хоть я и перестал подкатывать к Алисе. Но, видимо, сработал метод Пушкина, и Алиса сама стала подходить ко мне с вопросами. И что я мог поделать? Я отвечал. Дарить в такой ситуации цветы Марусе казалось сколь бредовым, столь и невыполнимым. «Подарю ей вкусную шоколадку», — решил я. И тут же в памяти всплыл мамин вопрос: «Что ты хочешь сказать своим подарком?» Что же скажет шоколадка? «Ничего хорошего», — ответил я сам себе. Что же делать? Не понятно.
— Ну что, придумал подарок? — справилась Вергилия.
— Нет ещё. Может, цветы? — обронил я невзначай.
Вергилины глаза расширились и исполнились восхищения.
— Как я ей завидую! Как я за неё счастлива!
— Думаешь, это нормально вообще? — спросил я. — Мы же почти не общаемся.
— Только не передумай. Это то, что надо! Это гениально!
— Меня засмеют!
— Нашёл, о чём волноваться! У него, может, судьба решается, а он на каких-то Клещиков оглядывается. Пора бы уже повзрослеть.
Мне на секунду показалось, что Вергилия сейчас снимет маску и окажется моей мамой.
Вергилина поддержка тоже не добавила мне решимости и свободы. Я мгновенно вспотевал при одной мысли о букете. А букеты, как назло, были в школе повсюду. Я их люто возненавидел. Почему я сразу не отказался дарить цветы? С чего вдруг понадеялся, что, раз мама больше не поднимает эту тему, значит, передумала? Да, я замечал за собой такую слабость — верить в то, во что хочется. В общем, мама сбегала за букетом прямо утром 8-го октября, отрезав мне все пути к отступлению. Последняя надежда была на папу, но между мной и мамой он сделал выбор в пользу мамы — не захотел с ней ссориться и лишь сочувственно похлопал меня по плечу. И я пошёл в школу с небольшой корзиночкой цветов наперевес. Не выбрасывать же её — дорогая небось. И в набитый рюкзак не запихнуть. «Поверь, ты мне потом миллион раз спасибо скажешь», — напутствовала мама. Хорошо хоть, не сказала, что никто не подарит такого подарка, но это и ежу понятно. Не понятно, как я на это согласился.
Вот и школа. Я спрятал корзинку под мышкой, насколько это было возможно. В раздевалке Маруси не оказалось, но её пальто висело, поэтому я поспешил в класс. Вдруг она там ещё одна или с Вергилией?
— Куликов, что за праздник? — донеслось из-за спины.
Сердце ушло в пятки. Это Клещики нагнали меня на нашем этаже.
— Мама попросила Наталью Сергеевну отдельно поздравить, — объяснил я.
— А-а. Вот и она. — И Венька широко улыбнулся кому-то.
Я обернулся — и правда, с другой стороны к нам шла Наталья Сергеевна.
— Привет, ребятки, — поприветствовала она нас.
— Это вам, — протянул я корзинку. —
