и почти скрытое под капюшоном лицо.
Невольно улыбаясь, Леу позвала его по имени. Мартин поднял взгляд и улыбнулся ей в ответ.
По дороге назад к озеру Мартин рассказывал о забавных выходках детишек, за которыми присматривал днем.
— Когда им принесли поесть, подходит ко мне Эшлин… ну, может помнишь, пухлощекая такая, подходит ко мне, в руке держит лепешку и спрашивает, не хочу ли я немного. Я говорю, мол, конечно, спасибо, и руку протянул. Эшлин кусок отломила, тянет мне, а потом в последний момент остановилась, подумала, разорвала его надвое, от меньшей части еще половину откусила, что осталось мне отдала, и ушла довольная.
Мартин тихонько рассмеялся.
— Всего три года, а хитрая, как… Леу, ты в порядке?
Она передернула плечами.
— Да. Все хорошо.
Впереди снова показалось озеро, темное и тихое, в черной воде дрожали искорки звезд. Они в молчании вышли на берег, к большому покрытому мхом валуну, окруженному зарослями высокой травы. Встречаясь, Леу и Мартин иногда отправлялись бродить в лес, иногда, особенно по вечерам, приходили сюда. Ей здесь нравилось. В воздухе немного отдающий горчинкой запах водяных цветов, над головой серебряная луна, ярко горят костры в поселке, так, что иногда спиной чувствуешь их тепло, через озеро мягко мерцают огни Чертогов.
Леу, как обычно, взобралась на валун, скрестив ноги, так, чтобы не мешали длинные полы кафтана. Мартин садиться не спешил.
— Точно? Мне кажется, что-то не так. Ты… — он замолчал, подбирая нужное слово, прищелкнул пальцами, потом сдался и перешел на язык людей — его еще называли эйрийским: — Не помню, как это будет по эльфийски… какая-то сама не своя.
Мартин уже вполне прилично говорил на языке фаэйри, но иногда, как сейчас, например, забывал некоторые слова. К счастью, Леу к этому времени сама успела неплохо поднатореть в эйрийском, потому что говорящий камень больше не мог помочь им.
Это случилось пару лунных кругов назад, примерно тогда же, когда начались сны. Камень вдруг стал терять свое волшебство, все чаще и чаще отказывался переводить слова, и вскоре превратился в обычный кусок породы, серый и холодный. И судя по донесениям лазутчиков, которые незаметно для держащих лес в кольце постов и лагерей венардийцев выскальзывали из-под завесы, добирались даже до столицы и до северной и восточной границ, магия ушла и из других сокровищ фаэйри. Браслеты судьбы, рассказывали они, тоже потеряли свою силу.
В первые месяцы после сражения в монастыре и бегства уцелевших монахов и крестьян в Чертоги венардийские отряды входили в лес, но раз за разом терялись в чаще. Они бесцельно плутали, палили из арбалетов во все стороны, стоило хрустнуть сучку под ногами у одного из них или зашуршать листве, и в конце концов вываливались из-под тени деревьев там, где начали путь, перепуганные и сбитые с толку. Тогда они изменили тактику и попытались поджечь лес, но из крон и из-за стволов деревьев в солдат летели стрелы и венардийцы бежали. Видя, что это не помогает, командиры погнали в чашу отряды воинов с золотыми браслетами, но господин Диан сам выехал к границе Чертогов, поднял руки, и браслеты раскололись и попадали в траву. Венардийцы снова откатились назад под градом дротиков и стрел фаэйри, бросая оружие и факелы, а многие так и остались лежать под деревьями. Все, что оставалось людям короля — это взять лес в осаду, однако это не мешало храбрецам из деревенских, которые хотели отомстить за погибших родных и друзей. Одевшись в снятую с убитых солдат броню, они время от времени совершали вылазки в венардийские лагеря и ходили в далекие разведовательные рейды. Новости, которые они приносили, были, впрочем, не слишком хорошими.
По всей Эйрии, а судя по слухам и в других частях королевства, начались гонения на орден Чистого неба. В монастырях проходили обыски; королевские шерифы в сопровождении солдат потрошили библиотеки, налагали штрафы, если находили рукописи, которые им казались подозрительными или крамольными, сами книги конфисковывали. Монахов допрашивали, некоторых хватали и увозили куда-то, хранящиеся у них реликвии отбирали и передавали ордену Рассвета. То ли венардийский король просто срывал злость из-за того, что не мог добраться до укрывшихся в лесу монахов, то ли решил, что в сговоре с фаэйри состояли все братья Чистого неба, сколько их было.
А теперь, когда браслеты превратились в бесполезные золотые и медные обручи, все стало еще хуже. Все больше монахов в синих рясах забирали из монастырей под охраной. Монастырские земли с деревнями отбирали в пользу венардийских баронов и графов или передавали рассветным братьям, и ходили слухи, что сам орден вскоре будет распущен. Когда в его защиту выступили
другие ордена — братья Северной звезды и Солнечные сестры, преследования обрушились и на них.
— И вот тут, как бы получше сказать, одно за другое цепляется, — сказал один из вернувшихся недавно разведчиков. Леу услышала обрывок его разговора с господином Дианом и старшим монахом, когда вошла в дворцовый зал с каким-то поручением от госпожи. — Оно ведь как, пока синих монахов тиранили, народ ворчал, но на рожон не лез. А как Солнечные сестры и братья Северной звезды за ваших вступились, а король за них принялся, тут уж людям стерпеть труднее. Не в обиду вам будет сказано, отец… прежний настоятель Веречье не обижал, за хлеб и прочее съестное всегда платил честно, а уж за то, что вы нас тогда от колдовства браслетов спасли и у себя укрыли, да и теперь не бросаете, мы по гроб жизни обязаны будем… только ваши-то, синие, большей частью в своих монастырях сидят и книги читают, а другие ордена больных лечат, голодных кормят, ну и так далее. Из-за вашего брата люди вряд ли бы против королевской воли пошли, а вот как начали белых монахов и Солнечных сестер обижать, так, мы слыхали, народ за оружие стал браться. И селяне обычные, вроде наших, и городские, и даже вроде бы благородные господа, особенно те, у кого венардийцы землю отняли. Восстания пока мелкие, давят их по одному, конечно, но лиха беда начало…
Леу вздохнула. Ну конечно, что-то не так. По дороге через поселок ей стало чуть веселее, и совсем полегчало, когда она увидела выходящего из
