хладнокровный вековой камень. Нездоровый перфекционизм во всем — что похвально, подмечает мелкие детали — что необходимо, но не возьмется за дело, если оно не стоит его внимания.
— Или не вернется, как…Но Анна не сбежала, ее похитили, я уверена в этом. И, к вашему сведению … воспитанницы отнюдь не от скуки бегут из «Глемта», — спокойно произнесла Нина, не обращая внимания на констеблей за спиной, которые бросали неуместные ремарки и эпитеты относительное личности незамужней молодой преподавательницы…
— А вот как раз итвояпроблема, Вик, — так же не поднимая взгляда обратился к Джону Виктор Гистли, — мисс Эверинд, в своих догадках и гипотезах и прочих гранях женского воображения просветите самого образцового сыщика, — с долей издевки он продолжил, смотря на Джона темным взглядом поверх воображаемых очков.
— Добрый день, Гистли, — Джон обратился к коллеге по работе и ситуации, игнорируя его подколы то ли из-за усталости, то ли из-за умудренного жизненного опыта, — Нина… Мисс Эверинд, пройдемте… — Джон открыл дверь выпуская девушку, разбитую, к слову, но, что не осталось не замеченным — держалась достойно.
— Замуж ей надо, угомониться, а не бегать разыскивать гимназисток, — обронил кто-то из констеблей, когда дверь за Джоном закрылась.
— Нина, постой! — Джон, задержав ее за локоть, не дал отправиться по пустому коридору на выход, — что опять произошло?
В свете полосатых лучей послеобеденного осеннего солнца, пробивающиеся через высокие длинные окна просторного безлюдного коридора, замерли две фигуры одиноких молодых, но таких обремененных людей. Уставшие… не только от обязанностей, но и еще от чего-то, определенно, недостающего…
— И вот опять, Джон, твои коллеги не воспринимают меня всерьез, как и то, что воспитанницы «Глемта» нуждаются в опеке и защите, — не поднимая глаз, видимо от усталой грусти, обронила Нина.
— Ты же понимаешь, мы не можем гонятся за беглянками сейчас, тем более эта Анна уже сбегала, как я помню, но возвращалась, и… пока нет заявления от директора гимназии, я не могу действовать, ты сама помнишь распоряжение мэра…
— Господин Вик, с каких это пор поиск сбежавших гимназисток перестал быть таким важным и обязательным для тебя… Вас! — Нина, скрестив руки на груди и приподняв бровь в немом вопросе «что, съел?», ударила по совести Джона.
Ну что ж, 1:0.
— Ты до сих пор на меня злишься? Ты бы пропала, в прямом смысле этого слова, попала в беду, если бы я тогда тебя не вернул! — Джон всматривался в ее глаза, не понимая, что не так, это же очевидно: он поступил правильно. Сколько ей тогда было? Семнадцать или восемнадцать? Глупая маленькая девочка решила сбежать из «Глемта» и куда отправилась бы, не имея родственников и средств. Да как еще и сбежать-то удалось? В те годы в гимназии работали «сестры-наставницы», блюстительницы нравственности, и из их «цепких» … рук никто не убегал.
Джон, закрыв глаза, массируя переносицу, — бессонная и богатая на события ночь дала о себе знать стреляющей болью. Выдохнув и подняв руки в сдающимся жесте, понимал, что возможно, Нина в чем-то была права. В данный момент показалось уместным дать надежду, что он может что-то исправить, и да, совесть больно уколола Джона за Нину, за прошлое.
Если бы можно было что-то изменить…
От него не осталось скрытым, что юную беглянку тогда, несколько лет назад, наказали за побег и подрыв репутации гимназии, заперев в местном аналоге «карцера» и оставив без еды на несколько дней. Неприятным был еще тот факт, что Джон тогда хотел выслужиться, и, благодаря природному чутью, очень скоро нашел и самолично привез Нину обратно в «Глемт», и был уверен, что поступил верно по всем существующим нормам и правилам. Первое его дело, после академии, — поиск беглой гимназистки. В первый рабочий день — успех в решении проблемы, и такой после, щипающий совесть, «подзатыльник» в виде довольного начальника, и коллег, смеющихся над Ниной, обсуждая как "мелкую" беглянку сейчас наказывают, и как наказали бы сами (и прочие непотребные изречения взрослых мужчин на счет юнной девочки). Да, картина мира Джона в тот момент изрядно пошатнулась.
— Нина, давай, на неделе, мы разберем все твои версии. Я попытаюсь помочь, — ну вот, он опять обещает, и уже не усталость, а совесть ломит в теле, — И я попытаюсь, поставить вопрос… — утомление Джона сказывается на его когнитивных функциях, — чтобы в «Глемт» пришли с проверкой, — ну вот, он опять обнадежил эту свою «проблему», что он «изменит мир к лучшему».
— Джон, мы потеряем время, возможно Анна в опасности, и помощь нужна уже сейчас, — бесцветно произнесла Нина, обреченно смотря в пол…
— Нина… прости, много дел.
Джон, попрощавшись, отправился в свой кабинет. Нина еще какое-то время смотрела в след «уходящей надежды» на скорое возвращение Анны.
Глава 3. Приют "Глемт"
Нина Эверинд. «Глемт»
Забегая в обветшавший холл первого этажа нашего приюта, отряхивая шляпку от листьев, я направилась к своему кабинету. Предстоит столько дел, а я не знаю с чего начать. Я просто верю, что решение найдется, и я справлюсь. Но на самом деле, я просто буду шагать в неизвестность с закрытыми глазами, с напрочь отсутствующим шестым чувством…
— Мисс Эверинд, вы нашли Анну? — раздался тонкий голосок самой младшей мышки-гимназистки Эллы.
— Пока нет, милая, но я обязательно ее верну, — как же тяжело мне даются эти слова.
Я пожала протянутые ручки маленькой воспитанницы, глядя в большие серые глаза. Малышке ни к чему видеть меня растроенной, я просто должна найти Анну.
Анна… Анне только восемнадцать.
Когда я появилась в стенах этого приюта, в новом мире, напуганная, растерянная, среди пыльной тусклой комнаты, в центре магического круга, в свете от коричневых ламп, — меня рассматривали как товар, рассуждая в слух о вариантах «использования иномирки», а я была скована ужасом. Я боялась представить, какая участь ждет меня. Ощущая в полной мере покорное и такое ненавистное смирение от давящей безысходности. Я молилась, чтобы мой конец был быстрым и не мучительным. Тоже самое, наверное, чувствовали узники в концлагерях. Только вот, изучая в школе на уроках Отечественной истории времена Великой Отечественной войны, я верила, что никогда не окажусь в ситуации, когда буду далеко от дома, во власти жестоких людей, которые будут распоряжаться моей жизнью, как вещью.
В тот миг, длинною в вечность, я не понимала, где я. Грань между нереальностью и сумасшествием стерлась. А после, я думала, что столкнусь с жестокостью, но Слаг отложил «мою участь», оставив на время в приюте, чтобы позже найти подходящего клиента и продать меня подороже. Затем,
