занятый своими мыслями.
Не дождавшись, что добавит сестра, он прошел на другую половину дома, переоделся, надел сапоги, подпоясался, провел гребнем по волосам и стал подтянутее, легче и строже.
Потом он вышел со двора, свистнул, подзывая Лося. Конь заржал и, изогнув шею, подбежал к хозяину. Останя дал ему кусок хлеба с солью — конь ел, глядя большими горячими глазами на хозяина. Гнедой привязался к Остане еще жеребенком. Останя назвал его так потому, что тот бегал, как лось, крупной иноходью, высоко выбрасывая передние ноги. Превратившись в могучего коня, Лось был безраздельно предан своему хозяину и чутко улавливал его намерения.
— Готовься, — сказал ему Останя, водя ладонью по лоснящейся конской шее, — нам надо торопиться…
Он оседлал коня, расчесал ему гриву.
Васена из ворот наблюдала за сыном. «Что же теперь будет? — тревожилась. — Не мальчик уже, не остановишь… И отец уплыл проверять сети — в праздник-то…» А внутренний голос говорил ей, что Лавр ничего не делал зря, и если он ушел из дома именно теперь, значит, так надо было: он оставлял сыну свободу действий… Что ж, помоги Остане, Лада!
Останя вскочил в седло, конь рванулся с места, но Останя круто осадил его: выскочили несколько подростков — впереди Апрелька, братишка, — встали на пути.
— Останек, за тобой Коротуха из-за плетня подсматривала!
Коротуха — шустрая бабка, проживающая у Брониславов. Она всюду совала свой скрюченный нос, собирала были и небылицы, чтобы сообщить о них грозной Вивее. За это ее и держали при доме — как соглядатая, готового сослужить хозяйке любую службу.
— Подсматривала, говоришь?
— Мы ее сейчас отсюда спугнули! Ты куда, Останек?
Останя пустил коня по сельской улице — мимо всполошившихся гусей и остервенело лающих собак. Лось одним махом перескочил через ручей, разделяющий село на две половины — Брониславову и Добромилову, и стремительно понесся дальше.
У дома Бронислава кипела работа. Мужчины устанавливали столы и скамьи, женщины жарили на кострах гусей, свиные и бараньи туши, туту же вертелись зеваки — главным образом, подростки. Поодаль чинно беседовали старики.
Шум, поднятый на улице Останей, привлек к себе общее внимание: неспроста, видать, скачет всадник, не случилось ли чего? Женщины перестали хлопотать у костров, мужчины опустили топоры, из дома выглянули хозяева.
Узнав во всаднике Останю, все загомонили наперебой, а Бронислав и несколько мужчин бросились натягивать поперек улицы веревку, чтобы остановить, опутать скачущего коня.
Но Останя издали заметил опасность. Он направил Лося на Брониславовых помощников — те шарахнулись в стороны, — перемахнул через стол, через костер, хлестнул плетью по свиной туше и, подняв Лося на дыбы и заставив его сделать на месте чуть ли не полный круг, ускакал из села.
Его дерзкое появление на месте готовящегося свадебного пира охладило предсвадебную ретивость одних и показалось предвестием недобрых событий другим.
Темная Вивея побледнела от гнева, от нанесенного ее дому оскорбления. По ее знаку с десяток воинов вскочили на коней, и среди них Акила, ее сын, счастливый соперник Остани. Все они были вооружены и готовы пролить кровь. Но Бронислав, хозяин дома, поднял руку, остановил всадников.
— Не следует пачкать кровью светлый день Лады. Каждому свое: жениху — невеста, нам — за столы, а ему — через стол и в лес! А вот от его коня мы не откажемся. За то, что он туту наделал переполоху, ему придется ходить пешком! — Он засмеялся — сначала негромко, потом во все горло, и вместе с ним захохотала вся улица.
— Да-да, каждому свое: нам за столы, а ему мимо!
— Га-га-га!
Не смеялись только Акила и Вивея. Каждому свое — это так, но дерзкий поступок остался неотомщенным. Сын Лавра Добромила посмеялся над приготовлениями к свадьбе и бросил вызов дому Бронислава — прежде всего Акиле.
Акила — сверстник и постоянный соперник Остани, так же, как его отец Бронислав — давний соперник Добромила. Вокруг обоих воевод группировалось по полсела, у каждого была власть и сила. Отомстить Остане непросто. Только в ладованье Акила одержал над ним верх: синеглазая красавица Даринка скоро станет его женой и наденет брачный наряд, чтобы все видели: она несет в себе его семя, она, как засеянное поле, будет растить его плод!
Мысль об этом радовала Акилу, но не приносила ему успокоения: дерзость не покорившегося соперника раздражала самолюбивого сына Бронислава.
Еще меньше была удовлетворена суровая Вивея. Как полагалось женщине, она покорилась воле мужа, но еле сдерживала себя. Побледневшая, с темными, налитыми ненавистью глазами, она мысленно насылала на Добромила все силы зла.
Проскакав с версту от села, Останя отпустил повод, прислушался. Погони не было. Лучше бы была — тогда он знал бы, что вывел Брониславов из себя. А они даже не погнались за ним — неужели не приняли его всерьез? Он остро ощутил свое бессилие. Что из того, что он испортил им настроение? Свадьбу-то он не расстроил! И в силах ли такое? Даринка люба ему, и он люб ей, но этого мало, чтобы помешать свадьбе. Бронислав сговорился с Урбаном, отцом Даринки, а где сговор, там третий лишний. Даринка не пойдет наперекор отцу, да и какая дочь решится всю свою жизнь нести на себе родительское проклятие? Даринка пойдет к престолу Лады под руку с нелюбимым Акилой, примирится со своей судьбой. Было от чего впасть в отчаяние.
Тут до слуха Остани донесся тихий свист, отозвавшийся в нем надеждой: его мудрый друг — Фалей — на месте. Эллин[5], как договорились, ждал у огромной ели, почти в два раза переросший своих лесных собратьев. Только свист выдал его присутствие. Можно было проехать в нескольких шагах мимо и не заметить коней и человека. Останя всегда восхищался умением Фалея затаиваться, ждать, быть невидимым. Сам он такой способностью не обладал, ему не хватало терпения, он был слишком горяч, а Фалей — опытный воин, прошедший суровую школу.
Эллин на вороном коне бесшумно появился из-за разлапистых елей.
Выходец из Македонии, Фалей служил солдатом в легионах императора Максимина[6] и уже к двадцати годам побывал не менее чем в пятидесяти битвах, о которых напоминали шрамы. Один из них — чуть ниже виска — был получен в рукопашной схватке на Рейне, когда сирийские наемники восстали против Максимина. Из-за этого шрама Фалея нередко называли Меченым.
С легионом македонцев и фракийцев[7] Фалей побывал на Истре[8], в Северной Италии, участвовал в великом походе императора Максимина в земли германцев, сражался там на болотах, где ромейские
