усмехнулся Дима.
– А… – начал Беренчук, но его прервал телефонный звонок. – Да? Да! – через паузу. – Да! Написал! Да, опросил… Да, рапорт на столе… Да, за подписью сходил… Я не знаю, почему Лариса Викторовна не в курсе!
Повесив трубку, он снова обратился к Диме:
– Видишь? И все время так. Бумажек одних – на целый лес хватило бы. Тут рапорт, там рапорт, все в пяти копиях, одно туда, другое сюда… Говорят, лет пятнадцать назад дело по убою толщиной в два пальца было. А теперь в два тома!
Дима сочувственно кивнул. Беренчук воспринял кивок как предложение продолжать.
– Надоело. Вот каждый год даю себе зарок: с нового года увольняюсь. А что–то как держит. Не могу рапорт на стол. Хотя и достало все.
– Так, может, ты любишь свою работу? – спросил Дима.
– Может, и люблю. Но вот хотел бы как ты: когда хотел – пришел, когда хотел – ушел…
Дима усмехнулся, но не стал ничего говорить полицейскому. Он действительно мог уходить и приходить, когда ему хотелось, но Дима работал по 10 часов в день, выходил на работу в выходные, если не было планов с семьей. Он любил свою работу, хорошо разбирался в ней, и ему доставляло особое удовольствие ежедневно самому снимать кассу, вспоминая людей, уходящих из магазина счастливыми. Это ведь он, часто оставив свой кабинет на задах магазина, выходил в торговый зал, общался с людьми, помогая, рекомендуя… иногда даже отговаривая от ненужной покупки. Пожалуй, он тоже был счастлив у себя на работе.
– И семью кормить надо, – вздохнул Беренчук.
– Дети?
– Ага, два парня. Сладу никакого, хоть ремнем лупи. Жену не слушают, дерутся. Старший в школе уже, учиться не хочет. Ничего не хочет, только ютуб тупой свой смотреть. И жене некогда с ними, тоже на работе целыми днями.
– И что? Лупишь?
–Аааа, – махнул рукой Беренчук.
– А дети здоровые?
– Здоровущие. Как два кабана.
– Так и радуйся. Два пацана растут, настоящих. Мальчишки, они и должны быть мальчишками: драться, характер показывать. Что не слушаются, нехорошо, конечно, но лучше разве, если в углу тихонько сидят? Вот слушай: у меня жена водит младшего к логопеду. И иногда приходит и говорит: «Знаешь, каких детей я сегодня видела!» И рассказывает, какие дети бывают: и физически больные, и с психическими… недостатками. Некоторым по восемь лет, а они только мычат, сами ходить не могут… Мы на своих смотрим и радуемся: здоровые!
Беренчук кисло улыбнулся:
– Жена у тебя, похоже, нормальная. А у нас скандал на скандале. То я про годовщину забыл. То к коллеге приревновала.
– Обоснованно?
– Ну да, не без того… Но слушай, я иногда думаю: разведусь! Не могу больше, уже и любви нет, одна привычка осталась… И пилеж этот.
– Ну знаешь, – не выдержал Дима. – Ты ж себе сам в карман срешь. Запиши годовщину в календарь, поставь напоминалку. Не связывайся с другими бабами. Ты одну счастливой сделать не можешь – она и орет – а ты на вторую замахнулся.
– А ты типа святой? – возмутился Беренчук.
– Я не святой, но я хочу быть счастливым человеком. Я женился на женщине, которую любил со школы, и я каждый день делаю что–то, чтобы мы продолжали любить друг друга. Я завел детей и каждый день хотя бы час провожу с ними. Они знают, что нужны мне и матери, и не привлекают к себе внимание идиотскими выходками. Я занимаюсь любимым делом. Я не могу понять, что мешает другим жить так же.
Беренчук хотел было возразить… задумался. Потом, доедая последний лаваш, медленно проговорил:
– Выходит, вот рецепт твоего счастья? Делать, что правильно?
– Делай, что должно, и будь, что будет, – ответил Дима любимой цитатой. – Вроде того.
– Поэтому и сидишь тут, да? Считаешь, что должен.
Дима хитро улыбнулся и не ответил. А тут зазвонил телефон Красильского, молча слушавшего чужой разговор: следователь приехал и ожидаемо заблудился в промзоне. Дима пошел искать потеряшку.
Следователь приехал на старом Вольво. Точнее, не приехал, а приехала. Девушка лет двадцати пяти на вид с утомленным бледным лицом и немытыми волосами.
«Тебе бы поспать», – сочувственно думал Дима, коротко отвечая на ее вопросы о трупе. Но, конечно, мыслей вслух не озвучивал: обычно люди сами знают, нужно им отдыхать или нет.
Сразу за следователем приехали эксперты: полная женщина с чемоданчиком и худощавый молодой человек хмурой наружности. Их Дима тоже встретил и проводил на пирс.
– Зря раньше не достали, – недовольно заметила женщина, вглядываясь в противоположный берег. – Сами же знаете, за полчаса-час, если свежий, большие изменения будут.
– Все мы, Ольга Ивановна, знаем, – раздраженно ответила следователь, – а мои оперативные сотрудники утопленников таскать не нанимались. Влад! – обратилась она к Красильскому, – что там, Семен приедет?
– Приехал уже, – ответил Красильский, глядя, как к пирсу подкатывает старая битая Волга.
За рулем восседал щуплый мужчина в костюме, грубо называемом рыбаками «шкурка». Затормозив у самого пирса, он вышел из машины, открыл багажник и вытащил наружу сдутую резиновую лодку и насос.
Оперативники подошли помогать, а к Диме приблизилась следователь.
– Расскажите, это вы нашли тело?
Пока Дима подробно рассказывал об обстоятельствах обнаружения утопленника, Красильский и Беренчук надули лодку и спустили на воду. Семен залез внутрь.
– Ну что? Кто со мной?
– Ольга Ивановна? – спросила следователь полную женщину, но получила в ответ огненный взгляд.
– Я судмедэксперт, а не сотрудник МЧС!
– Леня, может быть, вы?
– А я эксперт-криминалист, – сухо ответил худощавый молодой человек хмурой наружности, и больше ничего не добавил.
– Я помогу, – отозвался Дима. – Чем его доставать?
Беренчук молча достал из семеновской Волги шест с крюком на конце.
Греб Семен. Дима молча смотрел, как все ближе и ближе становится колыхающееся в воде тело. С расстояния в два метра уже не перепутать было его ни с комом тряпья, ни с корягой, ни с чем другим. В воде, сжавшись в комок, лежал человек.
– Ноги к груди подтянул, видишь? – заговорил Семен. – Все обычно думают, что утопленник такой, безвольный, расслабленный. Фиг там. Часто они вот такие, как эмбрионы. Доставать тяжело.
– Не первый раз?
– Какое первый… Я раньше, знаешь, вообще, дайвингом занимался. Мы с ребятами из клуба часто помогали: по дну Невы мертвяков искали. Теперь под воду не лазаю, надоело. Вот, если на поверхности болтается, помогу… Давай, смотри на него внимательно. Запоминай. Надо рассказать будет, как лежал, как выглядел.
Дима вгляделся в труп. Мужчина. На спине бугрится темная ткань. Больше ничего не понять.
– Давай, крюком его цепляй…
Дима аккуратно зацепил утопленника за край одежды, подтянул к лодке. Вместе с
