случилось с Голо. Поль-Арман размышлял над жестоким концом Голо: в этой смерти некого винить, кроме песка, сместившегося на дне реки.
От прогулки хозяину стало легче: ему хотелось лишь двигаться. Однако через некоторое время у него закололо под ребрами, и он сел на бревно у тропинки, ожидая, когда утихнет боль. Конь щипал траву, а Лори молча сидела в седле. Поль-Арман глубоко дышал, держась за бок. Хозяин всегда пытался избавиться от мысли, что Голо — его сын. Сейчас было бы глупо так думать. Однако он знал: Лори считает, будто этот день приблизил их обоих к роковой черте. Айша предназначалась для Риголе и Голо, но они потеряли ее. Здесь Лори снова испытала те же горькие чувства. Взявшись за уздечку, Поль-Арман сказал:
— Я бы многое отдал, чтобы вернуть Айшу.
— Откуда? — резко спросила она. — Со дна залива?
Он покачал головой:
— Я пришел к мысли, что ее взяли на борт флибустьеры и она отплыла во Францию. Я слышал, что ее видели в Нанте.
Лори испуганно взглянула на него:
— Что ты такое говоришь? Разве Айша не мертва? Она во Франции?
После случайно оброненной Жервезом фразы Поль-Арман написал губернатору Гваделупы и получил отчет о некоем месье Шарле, очень напоминавшем Айшу. Тогда он написал братьям Бертранам, но те уже не были его банкирами, поэтому не ответили ему.
— Пока я больше ничего не знаю, но в следующий раз, когда буду во Франции, без труда найду ее.
— Откуда мне знать, что это правда? — простонала Лори.
— Разве я когда-нибудь врал тебе? — холодно спросил он. — Неужели я теперь стану врать?
Лори снова заплакала. Поль-Арман отвернулся, и они молча завершили долгий путь.
Вечером он сидел в беседке с Лилианой. Она вышивала, пользуясь фонарем, чтобы разглядеть тонкие стежки, а Поль-Арман сидел в тени и пил коньяк. Похороны были назначены на следующий день. Голо положат в освященную землю, поскольку его недавно крестили. В деревне шли обычные мрачные приготовления, но похороны рабов, независимо от того, к какой конфессии они принадлежали, проходили спокойно. Однако Поль-Арман никогда не присутствовал на них. Он вспомнил своих соседей. Один из них — Эдуард Милло. Тот наплодил десять бастардов и делил ночи то с черной экономкой, от которой и прижил их, то с женой, подарившей ему двоих сыновей. Другой, Луи Блонден, не пропустил ни одной горничной и никогда не скрывал своих чернокожих отпрысков от жены, друзей или редких гостей. Такое поведение, в высшей степени вульгарное, считалось почти нормой. Поль-Арман не понимал, как мужчина, любящий жену, вел подобный образ жизни. Представив себе, что его окружает многочисленное темнокожее потомство, он вздрогнул и налил еще одну рюмку.
Наконец он нарушил молчание:
— Лилиан! — Она подняла голову и, отстранив фонарь, взглянула на него. — Не пойти ли мне завтра на похороны? Но только с твоего разрешения.
— Конечно, — спокойно откликнулась она, — тебе следует пойти.
— Как ты добра!
Она улыбнулась, но больше не взглянула на него. Ему были приятны ее молчание, сумерки и коньяк, согревавший нутро. Решение пойти на похороны избавило Поля-Армана от тупой боли, беспокоившей его с самого обеда. Лилиана, лучше, чем он сам, понимавшая его побуждения, задумала позднее, перед рассветом, оставить дверь открытой. Возможно, Поль-Арман придет искать утешения от печали в ее постели.
В сентябре 1755 года по Парижу ходили упорные слухи о близкой войне. Стычки происходили весь год, и в последние дни лета ожидали чего-то решающего. Система европейских альянсов, видимо, могла претерпеть изменения еще до наступления осени; однако было трудно предсказать, какой она станет.
В марте императрица Австрии Мария-Терезия, враг Франции, получила просьбу из Англии предоставить Нидерландам дополнительные войска. Императрица согласилась выполнить эту просьбу лишь в том случае, если Англия пообещает вновь завладеть Силезией, захваченной Фридрихом Прусским в 1741 году.
В апреле Фридрих предложил своей союзнице Франции в случае войны предпринять наступление на Ганновер. Министр иностранных дел Руйе одобрил этот план и пригласил Пруссию принять в нем участие. Однако Фридрих, помимо всего прочего обеспокоенный тем, что Англия оплачивает шестидесятитысячное русское войско, стоящее на его границе, благоразумно отказался.
В мае опасения Франции, связанные с действиями Англии за рубежом, усилились. Двадцать семь вооруженных кораблей с тысячами солдат на борту готовились в июне отчалить в Канаду.
В июле этот флот был атакован недалеко от Ньюфаундленда; англичане захватили два корабля и восемьсот солдат. Герцог де Мирепуа, сообщивший об этом из Лондона, предложил маршалу де Бель-Иль немедленно напасть на Нидерланды, захватить Брюссель и Намюр. Дипломатические отношения с Англией были разорваны.
Каждый день августа во дворец короля, в министерства и салоны Парижа приходили новые противоречивые вести. Аббат де Берни, покинув пост посла в Венеции, был назначен в Мадрид, но ему приказали, как кое-кто утверждал, по рекомендации мадам де Помпадур, остаться в Версале советником по внешней политике и, вероятно, вести секретные переговоры. Если верить слухам, принц Кауниц, первый министр Марии-Терезии, отправил письмо мадам де Помпадур, желая наладить контакт с королем Людовиком XV, но никто не знал, о чем говорилось в этом письме. Между тем военный договор с Фридрихом Прусским, подписанный в Экс-ла-Шапель в 1749 году, предстояло продлить в начале 1756 года, и Фридрих выжидал. Его устраивал не слишком обязывающий оборонительный договор, и он не спешил подписывать его.
Хорошенькая баронесса де Шату из Орлеана пришла в восторг, находясь в Париже в это же время, и думала лишь о том, как продлить отведенные ей две недели. Валери, остановившаяся на улице Сент-Оноре в качестве гостьи мадам де Рошфор, чувствовала, что оказалась в центре волнующих событий. О шевалье д'Эоне, который в июне покинул Париж с какой-то миссией, с тех пор больше ничего не слышали. Ги де Ришмон, нынешний военный министр, друг маркиза д'Аржансона, бывшего министра иностранных дел и брата графа д'Аржансона, ответил на большую часть вопросов Валери по поводу настроений при дворе, хотя не очень часто посещал Версаль. С каждым днем намерения его величества становились все воинственнее, но Франция была плохо подготовлена, для того чтобы вступить в войну, хотя духовенство в начале года преподнесло в дар государству шестнадцать миллионов.
Валери де Шату испытывала удовольствие от того, что наконец-то встретила мадемуазель де Нови, прибывшую в столицу Франции из Италии вместе с братом. Половина Парижа считала этого брата мифом, поскольку он так и не появился. Но сейчас это никого не интересовало, ибо «прибыла» сама мадемуазель де Нови. Она превосходила парижских дам прекрасным произношением, часто рисковала своим богатством, делая умопомрачительные ставки в
