свадьбу, ссору, — немного помолчав, продолжила. — Я так виновата. Если бы не поехала с ним, то ты бы не ушел из дома и… но еще хуже, что, в конце концов, ты, будто бы, оказался прав. Мы же поженились и растим сына. Твоего сына.
Ветер, завывая, поднял в воздух опавшие листья. На памятник с фотографией Кирилла упали две крупные дождевые капли. Аня, поежившись от холода, засунула руки в карманы пальто. По ее щекам катились слезы.
— Но скажи: что мне оставалось делать? — она перекрикивала непогоду. — Мне было тяжело, а Макс подставил свое плечо. Не осуждай и прости. И прекрати сниться. Это невыносимо! — снова взяла паузу и почти перешла на шепот. — Я бы не просыпалась никогда. До сих пор иногда хочется удавиться: как накроет. Но у меня семья. Надо о них думать, а ты не даешь. Прошу, отпусти!
Из-за туч показалось тусклое осеннее солнце, а ветер больше не пытался сорвать капюшон с Аниной головы. Вдруг Аня почувствовала рядом тихое дыхание, и, будто бы, ее кто-то коснулся? Подошел и вытер слезинки. Показалось.
5
Увидев, что Аня собралась на кладбище, Кирилл решил тоже посетить свою могилу. Ненадолго. Было сложно удержаться от того, чтобы не встать рядом и не послушать слова жены.
Внимательно рассматривал Аню. В ней многое изменилось. Не постарела, нет. Просто стала другой. Подстригла еще короче белые волосы, закрасила голубую прядь. Больше не похожа на ту веселую, легкую на подъем пацанку, которой была лет шесть назад, в день их знакомства. Бледная, немного измученная и совсем худенькая. Такой предстала Аня перед Кириллом.
Лишнее напоминание о том, что Максим воспитывает его сына, привело ангела в бешенство. Он не смог проконтролировать себя, от чего ветер чуть не сбил Аню с ног. Затем стало так обидно, что Кирилл заплакал.
Ане бы уйти, чтобы не промокнуть до нитки, но она продолжала говорить, оправдываться и умолять.
— Я тебя прощаю и обещаю больше не беспокоить, — успокоившись, прошептал ангел и коснулся Аниного плеча. Встал напротив нее и заглянул в большие серые глаза. Провел пальцем по щеке, вытирая катившуюся слезинку, — Не надо, не плачь. Я люблю тебя.
Конечно же, слова Кирилла не долетели до Аниного слуха. Но она почувствовала его присутствие. Он рядом: услышал ее и прощает. Ане стало легче на душе. Немного.
6
Ужин разогрет уже в третий раз. Маленький мальчик вот-вот заснет. Сказка о доблестном рыцаре почти дочитана.
Тик-так, тик-так! Настенные часы лишний раз безжалостно напоминали, сколько времени прошло с тех пор, как должен был вернуться Максим.
Громкий хлопок двери. В квартиру, шатаясь, вошел Макс в порванной куртке и с разбитым носом. Его пшеничного цвета волосы были растрепаны.
— Я дома! — на всю ивановскую заплетающимся языком. Ботинки разлетелись по разным концам прихожей. Куртку стянуть с себя не смог: запутался в рукавах. — Да, черт возьми!
— Явился, не запылился! И где тебя носило? — Аня вышла из комнаты сына. Встала у дверей, скрестив руки и нахмурив брови. — Опять напился!
— С ребятами посидели чуть-чуть. Отмечали. Представляешь, у нас будет тур! Ик! — куртка, наконец, поддалась.
«У нас будет ребенок», — в ее мыслях, а вслух вырвалось:
— И что? Нажираться, как свинья, теперь? Ты же обещал!
— Ну, я же чуть-чуть!
— Ага, вижу я твое чуть-чуть. Что с носом?
— Да, там… упал. Неважно.
— Неважно? С кем на этот раз подрался? Что не поделили? Бутылку? — она подняла с пола куртку. — Новая совсем! Второй раз всего надел. Ну, что за человек! Почему ты все портишь, к чему ни прикоснешься?
Аня села на корточки у стены, закрыла лицо руками и зарыдала. Как ей все это надоело! Готовила ужин, ждала, переживала. Новость важную собиралась сообщить, обрадовать. А муж? А муж снова где-то налакался. «Второй раз за неделю, а клялся, что больше не будет, — проносилось у нее в голове. — Еще и уезжает в тур свой дурацкий. Опять. Вот говорить ему теперь о беременности или нет?»
— Ань, ты чего? Дура, что ли? Успокойся! — он сел рядом.
— Да, дура! Дура, что с тобой связалась! — она затряслась в истерике.
— Ну, прости, это было в последний раз! — Макс полез обниматься.
— Не трогай меня! От тебя воняет, — жена резко оттолкнула Максима.
— А от него никогда не воняло! И он не пил никогда! Святой!
— Да, святой.
— Он не святой, а мертвый. Мертвый, — Максим произнес медленно, по слогам. — Прими это уже!
— Какой же ты урод! — ее серые глаза полны ненависти и скорби.
Аня встала и прошла в большую комнату. Утерла рукавом слезы и, открыв шкаф, достала оттуда маленькое одеяльце. Затем скинула с кровати большую пуховую подушку. Одну из двух.
— Сегодня спишь на полу!
7
«Пришел папа!» — догадался маленький Кир, когда хлопнула дверь. Хотел было выйти его встречать вместе с мамой, но та прошептала: «Не надо. Спи».
Спи. Легко сказать. Как тут уснешь, когда за дверью грохот, крики и плач? Страшно. Кир тоже заплакал.
— Мама! — собрался туда, где ругань.
— Не ходи, — путь преградил высокий дядя.
Очень знакомый дядя. Кир как-то видел его на фотографии у мамы в телефоне. Только там он был без крыльев. Да, и сейчас уже тоже: быстро спрятал их.
— Ты кто? — от неожиданного появления этого дяди, Анин сын перестал плакать.
— Твой тезка. То есть, меня тоже зовут Кирилл. Ложись скорее в кроватку, а то мама будет ругаться! — дядя аккуратно взял Кира на руки и положил на кровать.
— Мама уже ругается. С папой, — для пяти лет Кир очень четко произносил все звуки. — И плачет. Почему?
— Понимаешь… как же тебе объяснить? — Кирилл взбил подушку и укрыл сына Ани одеялом. — У взрослых так бывает. У них много всяких заморочек, требований друг к другу. И когда требования не соответствуют, они ругаются. Кричат, плачут, потому что достучаться друг до друга, говоря спокойно, уже не получается. А еще они все усложняют.
— Зачем?
— Да, кто ж его знает, зачем? — тезка пожал плечами. Потом кинул взгляд на компьютер, стоящий на столе. — Играешь?
— Да. Только долго не разрешают.
— Ты больше радуешься, когда прошел легкий или сложный уровень?
— Конечно, сложный.
— Вот так же и взрослые, — после небольшой паузы произнес тезка. — Чем сложнее, тем интереснее. Но ты не думай об этом. Давай-ка лучше закрывай глазки и спи.
— А ты мне колыбельную споешь?
— Колыбельную? — Кирилл на мгновение задумался. — Нет, колыбельную я спеть тебе не смогу.
— Ну, пожалуйста, — Кир умоляюще смотрел на дядю ярко-зелеными глазами. Как у папы. Настоящего. —
